Трудно украсть бога

Я между тем уверен, что имя его и фамилия липовые, как и то, что он уже попадался нашим властям, но значится в делах под другим своим прозванием. Теперь его личность удастся установить, если только он был сфотографирован или же его опознает какой-нибудь шпик по фотографии, которую поспешат разместить местные и столичные газеты.

Вот, кстати, о газетах! Это оказалось весьма неприятным явлением, с которым не так просто и понять, как бороться. Все эти репортеры с блокнотами и фотографическими аппаратами преследовали нас всю дорогу от здания полиции до специализированного вагона поезда. И им совершенно не были интересны мы, полицейские, которые этого преступника задержали, между прочим, рискуя животом! А зато сам преступник, нагло ухмыляющийся в кольце охраны, вызвал настоящий ажиотаж. Его охотно снимали во всех ракурсах и начали бы интервьюировать, если бы не наш строгий запрет.

В поезде, слава богу, это прекратилось, и дорога стала спокойнее.

Допроса мне было велено без начальства не проводить, и я помалкивал, глядя на арестованного. Только изучал его физиогномическим образом.

Он был человек молодой и довольно приятной наружности, хоть и из крестьянского сословия. Телом крепкий, сухощавый. С короткой бородкой и чересчур длинными неопрятными волосами. Единственное, что портило его внешность, был взгляд, очень острый, колючий, сразу говоривший о том, что хозяин его – натура неуживчивая и злобная.

Я арестованному тоже, видать, не шибко понравился.

– Что зенки пялишь, служивый? – вызывающе спросил он, когда мы ненадолго остались одни. – Думаешь, нет ли у меня рогов да копыт? Нет, я не черт, а человек, такой же, как ты.

– Что такой же – это ты загнул, – буркнул я в ответ.

– А чего ты заволновался? Все люди – братья. Не ваша ли песня?

– Какой ты мне брат, паршивец?!

– Ага, значит, не разделяешь учение вашего Христа? – оскалился арестованный. – Это хорошо, это правильно. Нечего всяким глупым сказкам верить.

– Почему это не верю? – Я не знал, что ему ответить, и он это почувствовал.

– Да нынче никто не верит, – пожал плечами арестант. – Только вид делают, молитвы бормочут, свечки ставят. А как предложишь денег побольше, так и все они твои с потрохами.

– Это ты про кого так?

– Да хотя бы про сторожа монастырского. Хороший дед, божий одуванчик. Даже и не знаю, на кой пес ему столько денег в его-то годы! Однако взял малую мзду – и ворота нам отворил старичок.