Трудное детство (СИ)

А девочка все не просыпалась. Нимфадору выгнать из бокса не удалось. Поседевшая девушка сидела рядом с боксом и смотрела на свое дитя. Смотрела и плакала. А потом начала разговаривать. С доченькой, зовя ее. Прося вернуться к ней. Моля проснуться.

— Она с ума не сойдет?

— Она же Блэк, было бы с чего сходить.

— Я серьезно.

— Если девочка умрет…

— Постучи по дереву. Или по лбу, разница небольшая.

А Нимфадора не отходила от бокса. Все ушло на второй план, самое важное было здесь. Она знала, чувствовала, что доченька ее слышит, но боится просыпаться, боится кошмара. И Нимфадора уговаривала, рассказывая, что больше никогда-никогда. Что отныне всегда только вместе, только рядышком. Только вернись, доченька. Вернись, молю тебя. Вернись, чудо мое волшебное. Вернись…

Горькие рыдания сотрясают тело девушки. Слезы текут на бокс. Вернись, доченька. Нет без тебя жизни, родная моя. Все силы, всю магию тратит девушка, лишь бы дозваться, вернуть… И неважно, что будет потом.

Казалось бы безделица, ну что такое отработка, что такое минутный срыв. А ведь это обернулось бедой, не «ноготь сломать», а настоящей бедой, когда все летит в пропасть и нет никакой надежды. Катастрофой обернулось желание Минервы МакГонагал показать свою власть. Страшной бедой для маленькой девочки и ее мамы…

Вернись, родная, я знаю, ты слышишь меня. Вернись, пожалуйста. Вернись…

Горькие слезы… И никто не в силах помочь. Целители работают, но кома — очень коварная штука, может длиться годами. И Нимфадора это знала. Она была готова сидеть тут всегда. Попытка ее даже пересадить закончилась ничем. Хотя целитель, которому Нимфадора, когда ее попытались разлучить с доченькой, сломала руку, так не считал. Ну да сам виноват.

Родители Нимфадоры навещали ее почти каждый день, но оторвать от ребенка не могли, да и не очень-то старались. Как-то прошло мимо и расследование аврората, и заключение Филча в Азкабан, это все не было важным. Важным было дозваться малышку. И, казалось, откуда-то доносится тонкий голосок.

Мне так страшно, мамочка, в том мире, где ты сейчас. Но мне больно видеть твои слезы. Не плачь, пожалуйста, я постараюсь, я вернусь. Не плачь, мамочка…

Потянулись дни, девушку кормили прямо в боксе и даже поставили мини-закуток с туалетом, потому что она отказывалась терять доченьку из вида. В этот момент она полностью поняла свою маму… А потом случилось чудо.

С каждым днем отчаяние все сильней забирается в душу. Ребенок лежит, не подавая признаков жизни, и его родители смотрят с надеждой на докторов. Но доктор далеко не всегда всесилен. Хочется сделать чудо, но это чудо может сделать только сам ребенок — вырваться из холодных объятий комы. А мы, мы можем только помочь. И мы ищем пути помощи, и поражение рвет душу напополам. Говорят, что в детской реанимации врач полностью «истачивается» за десять лет. Или черствеет сердцем, или уходит. Нет таких сил, чтобы выдержать это — все понимающие глаза пациента, горящие надеждой глаза его родителей. Каждый день, из года в год…

Находящаяся на пороге отчаяния, почти утратившая веру Нимфадора плакала, глядя на бокс и уже почти не видя его. Не выдержав, она закричала «Вернись, доченька!», и столько боли было в ее крике, что стекла потрескались. Но бледная девочка не пошевелилась, и жизнь потеряла смысл. И когда отчаяние и безнадежность, казалось, затопили душу девушки, выжигая ее, раздался тихий, но такой бесконечно родной голос:

— Не плачь, мамочка, я с тобой.

— Навсегда?

— Навсегда.

========== Все будет хорошо ==========

Комментарий к Все будет хорошо

Моей старшей доченьке. Ее силе духа и способности держаться за жизнь любой ценой. Живи, малышка!

Глупо было ожидать, что ребенок после комы сразу встанет и пойдет, правда? Но блестят глазки маленькой Гарриэт, нежно обнимает ее Нимфадора. Разлучить маму и дочь не посмел никто. Потому они рядышком. Гарриэт рассматривает чуть было не потерянную маму, Нимфадора обнимает и целует дочку, стараясь не вспоминать кошмар прошедших дней.

— А у тебя волосики белые…

— Это ничего, доченька, главное, что ты проснулась.

— Я тебя очень люблю, мамочка.

— Я тебя очень люблю, доченька.

Глаза в глаза. Нет никого родней этой малышки. Нет никого ближе мамочки. Они есть друг у друга. Навсегда. Что бы ни случилось, они пройдут это вместе. Рука в руке. Радостная улыбка, счастье в глазах. Никому не отдам.

Целители видели очень многое в жизни, но к такому привыкнуть нельзя. Нельзя привыкнуть к горю и смерти. Нельзя привыкнуть к счастью в глазах ребенка. Нельзя привыкнуть к слезам радости. Просто потому, что целитель должен уметь сопереживать пациенту. Не жалеть, а сопереживать. И потому целители и медиведьмы искренне радовались тому, что здесь и сейчас никто не умрет. И счастью в глазах девочки. И искренней улыбке ее мамы. Лежащие сейчас рядышком, они были так похожи друг на друга — выражением глаз, улыбками, даже внешне…