Трудное счастье

— Нет. Говоря по правде, моя мама вообще ни с кем не встречается. Все, для чего она живет, — это работа. И я, конечно. Она из тех, кто добивается всего своими силами, а остальное ее не интересует.

— Значит, моя ревнует и выходит из себя попусту?

— Ну, еще же есть я. Она не слишком рада, что я учусь в вашей школе, это я тебе могу сказать.

— Я тоже вначале не был рад, но преодолел себя. Почему она не может?

— Ты преодолел себя?

Робби снова неопределенно дернул плечом.

— Кажется, да. Ты никогда не зазнавался, и к концу сезона мы сработались и на футбольном поле, так что… наверно, я немного повзрослел и попробовал поставить себя на твое место. Я бы тоже захотел узнать, кто мой отец и дед. А кто бы не хотел?

Сейчас они впервые были откровенны друг с другом, и оба представили себе, как в будущем они смогут стать хорошими друзьями, больше чем просто друзьями. Кент попытался высказать то, о чем они оба думали.

— Как ты думаешь, мы сможем когда-нибудь, ну, не знаю, делать что-нибудь вместе? Не совсем как братья, но…

— А ты бы хотел?

— Может быть. — И после паузы: — Да, конечно, хотел бы. Но твоей маме это бы не понравилось.

— Маме бы пришлось к этому привыкнуть.

— И твоей сестре уж, конечно бы, не понравилось.

— Слушай, когда она с тобой только познакомилась, ты ей очень понравился. Не знаю, что произошло, но до этого она считала тебя самым лучшим парнем.

— Я скажу тебе, что произошло. Однажды вечером я ее поцеловал. Вот что.

— Ты ее поцеловал! Кент развел руками.

— Ну я же не знал, что мы родственники! Как я мог такое себе представить! Она мне нравилась. Она хорошенькая, и умная, и дружелюбная. Нам было хорошо вместе, и однажды я провожал ее после матча и поцеловал. Как раз после этого мы узнали, кем друг другу приходимся, и с тех пор, стоит нам встретиться в коридоре, так мы даже посмотреть друг на друга не можем, не то что остановиться и поговорить. Просто разбегаемся в разные стороны, и все. Ну, даже не знаю…

Он мрачно уставился на свое правое колено. Робби сидел с открытым ртом, потом испуганным шепотом повторил:

— Ты ее поцеловал. Боже.

— Да, — повторил Кент, словно сам не мог поверить, что сделал такую глупость.

Через секунду Робби пришел в себя и спросил:

— И это все?

— Что значит «все»? Этого достаточно!

— Ну, если это все, что ты сделал, то это же было просто искреннее заблуждение, верно?

— Конечно, но я с тех пор до смерти боюсь с ней заговорить. Какой же извращенец станет целоваться со своей сестрой?

— Ну перестань, ты не извращенец.

— Нет, но я чувствую себя таким дураком. Дело еще в том, что она мне действительно понравилась. Я имею в виду не просто как девушка, а как настоящий друг. Мы разговаривали обо всяких важных вещах, и я думал, как здорово переехать в другой город и сразу найти такого друга. Ты можешь не поверить, но мы говорили и о твоем отце. О нашем отце, так я должен сказать. Я однажды признался Челси, что завидую ей, что у нее такой отец, как мистер Гарднер. Ирония судьбы, правда?

Оба хмыкнули, пытаясь собрать воедино ту мозаику, на которую рассыпалась сейчас их жизнь. Потом Робби сказал:

— Как ты насчет того, чтобы пойти к нам домой? Кент отшатнулся.

— Не-ет. Ни за что.

— Подожди, ты не понял. — Робби принялся его убеждать. — Я должен рассказать тебе кое-что о Челси. Она была просто убита, когда папа переехал, и начала вести себя так, что это меня даже пугает. Она почти не видится больше с Эрин, а вместо нее сдружилась с этой наглой Мэрили, и носит какие-то немыслимые шмотки, и вообще она связалась с полными дегенератами. Вчера вечером, например, смылась на дискотеку с Дрейком Эмерсоном.

— С Дрейком Эмерсоном! Ты имеешь в виду того тупицу, увешанного «молниями»?

— Да, его. И она даже не спросила разрешения, просто сбежала, одевшись весьма смело, и не появлялась до поздней ночи. Да еще и выпивала там. Ма, конечно, рассвирепела. Я слышал крики даже за закрытой дверью. Во всяком случае, как ты думаешь… ох, черт, даже не знаю… наверное, это все глупо, но ты Челси тоже нравился, и может быть, если бы ты пришел и поговорил с ней, сказал, что снова хочешь стать ее другом… может, если мы, все трое, вроде как объединимся, то справимся со всей этой путаницей.

— Если я приду к вам и ваша мама об этом узнает, то мы ничего не исправим. Все станет только еще хуже.