Трудное счастье

Сделав глоток прохладного напитка, Люсьен даже вздохнул от удовольствия. Но у него закружилась голова, и он снова откинулся на подушки. Помолчав немного, Алехандра вдруг спросила:

– Скажите, вы религиозный человек, капитан Говард?

Вопрос оказался для Люсьена неожиданным.

– Воспитали меня в англиканской вере, но, признаюсь, давненько не ходил в церковь.

– Когда человек не заботится о душе, страдает тело.

Эти слова Алехандра произнесла так, будто где-то их вычитала, и этот мудрый совет по какой-то причине запал ей в душу.

– Осмелюсь заметить, сеньора, в нынешних страданиях моего тела виноват не я сам, а французы.

– И все же я бы на вашем месте не отказывалась от помощи и поддержки, которую может предложить вера. Если пожелаете, могу привести священника, и он отпустит вам грехи, – почти сердито произнесла она.

– Нет, – сорвалось с уст Люсьена, и он тут же пожалел о своей резкости. – Мой взгляд на ситуацию прост: будь что будет.

– Вы что же – фаталист? Верите в судьбу?

– Если не ошибаюсь, Будда в свое время сказал: «Я не верю в судьбу, которая сваливается на людей, когда они действуют, но я верю в судьбу, которая сваливается на них, если они бездействуют».

Алехандра улыбнулась:

– Вижу, ваши религиозные воззрения отличаются хаотичностью. Берете по чуть-чуть отовсюду? Действуете по обстоятельствам?

Люсьен отвел взгляд, у него просто не было сил объяснять, что он и сам не знает, во что верить, а во что нет.

По его просьбе вечером Алехандра оставила ставни открытыми, и на горизонте уже виднелось сияние восходящего солнца. При виде этой зари нового дня сердце Люсьена наполнилось радостью.

– Не ожидал увидеть вас здесь в такой час. Вам что же, не спится?

– Раньше меня было не разбудить пушками, но теперь… – Алехандра поспешно добавила: – Скажу так – здесь лучше спать чутко.

– Может быть, у вас есть родные в других, более спокойных частях страны?

– Намекаете, что отец должен был отослать меня к ним?

Алехандра встала и, задув свечу возле его кровати, произнесла:

– Няньки мне не требуются, сеньор. Я в состоянии сама о себе позаботиться.

А Люсьен смотрел на нее и думал: вопреки решительным словам она казалась маленькой и хрупкой, как будто обнаруженное на страницах Библии послание заставило ее почувствовать себя слабой и беззащитной.

– Мы с вами говорили о судьбе, сеньор. Что ж, в некоторых ситуациях утешительно бывает сознавать, что, как бы ты ни поступил, от судьбы не уйдешь.

– Подобным образом часто рассуждают люди, желающие уклониться от ответственности за свои поступки, не находите?

– Зря вы отмахиваетесь от моих слов, капитан. Чувство вины способно незаметно, исподволь высосать из души все соки.

– Вы сейчас о том послании, страницу с которым вырвали из Библии? О словах, начертанных углем?

– Не только, но и о нем тоже, – ответила Алехандра. Голос ее дрожал от едва сдерживаемых чувств. – Он знал, что я обнаружу эти строки.

С этими словами Алехандра вышла на веранду, на холодный утренний воздух, поплотнее запахнув шаль на плечах.

Глава 2

Алехандра наблюдала за капитаном Люсьеном Говардом, пытавшимся пройти по дорожке между деревьями в саду гасиенды. Немного окрепнув, Люсьен настоял, чтобы его каждый день выносили сюда. Один из слуг доставлял его на руках в эту рощицу, и Люсьен учился ходить заново.

Даже издалека Алехандра видела, сколько бессильной досады и боли в каждом его движении. Люсьен падал, чтобы встать – опирался руками о ствол оливы. После долгой болезни англичанин очень ослаб и исхудал. Казалось, раненый, которого она обнаружила на поле боя возле Ла-Коруньи, был в два раза крупнее человека, которого Алехандра видела сейчас.

Еще один англичанин, проливший кровь на этой многострадальной земле, опустошенной войной, ненавистью и алчностью. Алехандра сжала в руках четки и принялась перебирать бусины, мысленно повторяя имена тех, кто пал жертвой в этой борьбе. Розалия, Педро, даже Хуан, вымаливавший прощение в Библии, которое, как он знал, Алехандра непременно увидит.

Бусины под пальцами были безупречно гладкими, блестящий гагат помнил сотню лет молитв, обращенных к небесам. Осенив себя крестным знамением, Алехандра стала тихо произносить:

– Я верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли…

Затем Алехандра прочла «Отче наш», потом три раза «Аве Мария», «Слава Богу за все» и Фатимскую молитву.

Помолившись, Алехандра убрала четки в карман. Затем достала нож из кожаного чехла на лодыжке, подняла ветку алоэ и принялась рассеянно обтачивать ее ножом.

Повернув ветку, Алехандра разрубила ее пополам и коснулась своего предплечья, поранив кожу. Она не стала противиться боли. Ни единый мускул не дрогнул на ее лице. «Помоги. Я все прощаю». Послание, написанное углем… Кровь потекла из ранки, ручейком медленно устремилась вниз по руке и закапала на землю. Алехандра радовалась боли, значит, она еще способна чувствовать.