Трудности белых ворон

— Да ладно, не парься. У нас просто отец такой. Особенный. C ним можно лишних слов и не говорить — он на своем каком–то уровне нас воспринимает, на внутреннем. Он в этом смысле вообще уникален…

Про этот «уникальный внутренний уровень» отца Вовке поведал в свое время Леня. У него даже теория своя на этот счет имелась о человеческом уровне души – интересная довольно. Он вообще все переиначивал по–своему, этот Вовкин брат. Странный такой парень. Вовка когда увидел его рядом с отцом первый раз – взревновал жутко. И неприятно поразило лицо отцовское – тот смотрел на Леню своими пронзительными, какими–то возбужденно–счастливыми глазами, и улыбался все время по–идиотски, как Вовке тогда казалось. Подумалось еще – чему он радуется–то? Этого ж вроде как стыдиться надо – сын внебрачный прямо к нему в дом заявился да и чувствует себя в нем распрекрасно, лучше родного… А потом незаметно как–то он с Леней и сам подружился. С ним просто нельзя было не подружиться – он, Леня, такой… Цепляет в нем что–то, притягивает. Он долго не мог определить – что, а потом понял: он не просто поэт–романтик, он и по жизни поэт. Все способен обромантизировать, и даже самую что ни на есть чернуху поганую превратить в смешную эдакую художественность, и ко всему приделать хвостик из обаятельно–смешного оправдания… Да, с Леней он подружился, конечно, а вот с ревностью свой справиться никак не мог. Каждый раз она в нем с новой силой просыпалась – и когда Ульяна приезжала, и когда отец Пашку в дом привел – толстого неуклюжего мальчишку со скрипочкой. Так и сказал – вот, мол, знакомьтесь, это ваш брат Павлик. А нужен ли им этот самый Павлик, так и не спросил…

Не хотел Вовка отца ни с кем делить, и братьев никаких не хотел. И матери долго не верил. Почему–то казалось ему, что притворяется она так по–женски хитро, –мужа потерять боится, потому и терпит в доме такое безобразие. Тем более, что вскоре после Пашки и мамаша его к ним тоже посмела заявиться – билеты в филармонию принесла на его концерт. Пашка–то вундеркиндом оказался, юным дарованием. А мать ничего, разговаривала с ней вежливо, как будто так и надо. И всех их на этот концерт сама же еще и потащила… А только с Вовкой, когда он Пашкину игру услышал, что–то случилось вдруг. Будто прошила его насквозь эта музыка мурашками – аж волосы на голове дыбом встали. И такая вдруг гордость за этого мальчишку откуда ни возьмись наплыла, за братство свое неожиданное – куда там…

Конечно же, он и сам не рад был этому дурацкому пуританству, которое поднимало в нем голову всякий раз, когда он начинал размышлять о странной своей семье. Никак он не мог понять ни мать, ни отца… Вот если со стороны на них посмотреть, получается, что отец – всего лишь пошлый бабник, а мама – обманутая, униженная мужними изменами женщина. А с другой стороны получается, что все это и неправда… Но про себя Вовка все равно решил, что сам жить так ни за что не будет. Что у него в семье все, все будет наоборот. До абсолютной точки наоборот. Чтоб одни родители, одни дети… Вот такой сложный был человек Вовка Петров, сын Петрова — на других не похожий…

— Ты знаешь, Кэт, я всех своих братьев–сестер очень люблю, конечно. Только отца все равно ревную. Вчера вот опять чуть с ума не сошел, когда мать объявила, что он в Екатеринбург ехать собрался к братцу моему очередному. Что делать–то, Кэт? А?

— Что делать, говоришь? – повернув к нему пылающее свое лицо, тихо спросила Кэт. — А я знаю, что. Ты их просто всех вместе собери. Всех отцовских детей.

— Зачем? – удивленно уставился на нее Вовка. – Всех вместе–то зачем?

— А чтоб посмотреть на всех сразу! Чтоб взять и разом понять – какой же ты есть счастливый. Тогда и ревность твоя за каждого в отдельности уйдет. Вы же вместе все – сила, понимаешь? Вы все — дети Петрова…

— Да? – поднял на нее задумчивые глаза Вовка. – Мне такое и в голову не приходило…

— Ну так пусть и придет. А что – хорошая мысль. Дарю.

— Спасибо!

— Только при условии! Ты на эту встречу и меня с собой прихватишь! Мне так на это сообщество детей Петрова посмотреть хочется…

— Хорошо, Кэт. Договорились. Какая ты у меня умная…

Он ласково дотронулся пальцами до ее пылающей щеки, долго смотрел в рыже–зеленые ее глаза – красотища какая, обалдеть можно. Вовка никогда ничего подобного в своей жизни не испытывал. Ему казалось теперь, что он и жил–то свои первые четверть века на свете только для того лишь, чтобы когда–нибудь заглянуть в эти искрящиеся девчачьи глаза, чтобы разом провалиться в них – и чтоб навсегда…

— А ты знаешь, Кэт, в отличие от отца у меня будет только одна женщина. Одна и на всю жизнь!

— Иди ты! Так не бывает, Петров. И не мечтай даже!

— Почему? Бывает. Редко, но бывает. У меня вот будет. Я как раз и есть тот самый кретин, один на миллион, который жене своей никогда не изменит. Я это про себя совершенно точно знаю.

— Ой ли…

— Да. Не смейся. Я по другому не смогу.

— Это что, принцип? Или комплекс? Или опять отцу что–то доказать хочешь?

— Я не знаю, Кэт, что это. Да и не важно, в общем. Главное – у меня будет именно так, и все.