Трудные годы советской биологии

Как могло случиться, что бред, не имеющий отношения к науке, был принят за «великое открытие в науке»? Единственным объяснением может служить тот факт, что 1 февраля 1962 г. Ким Бон Хану и его коллективу было послано письмо Председателя ЦК Трудовой партии Кореи и Председателя Совета Министров КНДР Ким Ир Сена, в котором говорится: «Горячо поздравляю Вас с великим научным достижением, открытием субстанции кенрак… Весь корейский народ высоко оценивает Ваш подвиг и гордится им как великим достижением в развитии науки нашей страны… Ваша преданность партии и народу демонстрирует благородный облик красных ученых, выпестованных нашей партией…» и так далее. Этого оказалось достаточно.

К 60-м годам наша биология и медицина уже избавились от «новой клеточной теории» Лепешинской, однако в некоторых кругах, видимо, осталась какая-то тоска по несостоявшемуся великому открытию. Думаю, что этим можно объяснить появившееся у нас стремление внедрить больную фантазию Ким Бон Хана в советскую науку. Помимо того, что из Северной Кореи стала систематически поступать на русском языке литература по кенраку, в наших журналах «Техника — молодежи», «Новые книги за рубежом» начала появляться сочувственная информация о кенраке; на эту тему в медицинских сферах устраивались семинары. В мае 1965 г. Минздрав СССР направил в Пхеньян для ознакомления с Институтом Ким Бон Хана заведующего кафедрой анатомии II Московского медицинского института В. В. Куприянова и начальника Главного управления лечебно-профилактической помощи Минздрава СССР Э. А. Бабаяна. Вернувшись, они представили Министерству хвалебный отчет о работах Ким Бон Хана с рекомендациями: а) пропагандировать в советской печати учение о кенраке; б) организовать в Москве две лаборатории по изучению кенрака; в) послать молодых специалистов для обучения к Ким Бон Хану. Нашему издательству «Мир» предложено было издать книгу Чхве Де Хвона, в которой излагаются «открытия» Ким Бон Хана.

Возникла реальная опасность, что неверная информация наших директивных органов о деятельности Ким Бон Хана может плохо отразиться на биологии, начавшей оправляться от недавних кошмаров. В связи с этим я на двух страницах написал заявление о вздорности учения о кенраке и опасности заражения им нашей науки. Это заявление от имени Научного совета по проблемам цитологии при АН СССР в мае 1966 г. было послано в ЦК КПСС, президенту АН СССР, министру здравоохранения СССР, в газету «Правда», в издательство «Мир» и в журналы, печатавшие информацию о кенраке. В конце заявления написано: «Кроме того, мы не можем безразлично относиться к тому, что в дружественной нам КНДР биология и медицина калечатся лжеучением Ким Бон Хана. Слишком свежи в нашей памяти трудные для нашей биологии годы, к счастью, ушедшие в прошлое». Как развивались события в Корее дальше, я не знаю, во всяком случае в 1971 г. Институт кенрака уже не существовал. Обошелся он этой стране недешево.

В любой стране могут появляться личности со сдвинутой психикой, обуреваемые стремлением совершить великое научное открытие. В 1972 г. в Японии на средства автора К. Хишима, назвавшегося «Президентом общества неогематологии», была напечатана на английском языке книга «Революция в биологии и медицине» с подзаголовком «Новая теория в науке о жизни и ее практическое применение в лечении болезней». Это великолепно изданный том с отличными цветными микрофотографиями, где на 490 страницах психически больной человек доказывает способность безъядерных эритроцитов превращаться в любые клетки тела, включая половые. В книге имеется глава, посвященная О. Б. Лепешинской (с ее портретом), в которой автор во многом с ней соглашается. Ни эта книга, ни 10 других книг того же автора не отразились на японской биологии и медицине, власти не взяли их под свое покровительство.

Основная мораль лысенковской эпопеи — это недопустимость попыток управляющих инстанций любого уровня, стоящих над наукой, вмешиваться в борьбу научных идей. Чем выше эти инстанции, тем пагубнее могут быть результаты такого вмешательства.