Трудные годы советской биологии

Если материальный урон можно покрыть рублями, то чем можно компенсировать урон моральный? В то же самое время, когда специалисты микробиологи разоблачали Бошьяна, глашатаи передовой мичуринской биологии прославляли ее в специальной и общей печати как новое великое достижение. Об этом было сказано в первом разделе записок. Здесь добавлю, что в 1950 г. лишь один А. Н. Студитский опубликовал о книге Бошьяна три статьи: в журнале «Огонек», в «Московском пропагандисте», в газете «Красный флот». Последняя статья называлась «Блестящее открытие биологической науки». Хвалебными публикациями о достижениях Бошьяна, кроме Студитского, успели себя скомпрометировать президент АН БССР Н. И. Гращенков, вице-президент АМН СССР Н. Н. Жуков-Вережников, профессор И. Н. Майский и многие другие. Вздорные идеи Бошьяна в качестве последних достижений науки подносились студентам в ряде вузов. Бошьяновскими измышлениями были инфицированы социалистические страны, где его идеи широко пропагандировались не только в специальной печати, но и в газетах. В Чехословакии нашлись ученые, занявшиеся подтверждением бошьяновских работ.

К сожалению, «открытия» Бошьяна стали известны и в капиталистических странах, о них писалось в коммунистических изданиях, во Франции вышел перевод его книги. Творчество Бошьяна внесло свой вклад в антисоветскую пропаганду.

В заключение хотелось бы для себя уяснить, в какой мере глубоко было невежество Бошьяна, чтобы признать его искренне верующим в научную ценность своих открытий, и в какой мере его деятельность стимулировалась лишь желанием добиться успеха любыми средствами, включая прямой подлог. О бесчестности Бошьяна, помимо разоблачений, сделанных В. Н. Ореховичем, говорят и его отношение к критике, и препятствия, которые Бошьян пытался ставить при проверке его работ. В частности, бюро Отделения гигиены, микробиологии и эпидемиологии АМН СССР предложило Бошьяну произвести проверку «втемную» его утверждения о возможности выделения специфического возбудителя из любого бактерийного препарата, т. е. при условии передачи ему препаратов без уведомления его об их природе. Однако от такой надежной проверки Бошьян категорически отказался.

Бошьяновская эпопея могла возникнуть и какое-то время процветать лишь на почве, возделанной Лысенко, при полном игнорировании мнения ученых микробиологов, вирусологов и иммунологов со стороны министерских чиновников и соответствующих партийных инстанций.

Расцвет и угасание Лепешинской

В 1950–1951 гг. наряду со статьями, превозносившими открытия Бошьяна, были допущены к опубликованию и статьи с резкой критикой его деятельности. Это, однако, отнюдь не свидетельствовало о том, что во мраке, окутавшем советскую биологию после августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 г., появился какой-то просвет. По-прежнему научная и общая печать была переполнена хвалебными гимнами в честь «передовой мичуринско-павловской биологии» и ее вождей — Лысенко, Лепешинской, Быкова. Ни одна критическая строчка не могла преодолеть цензурный барьер, не говоря уже о том, что писание подобных строчек было связано с большим риском. И вдруг в шестом номере «Ботанического журнала» за 1952 г. появляются две статьи, в которых подвергается разносу сам Трофим Денисович Лысенко. Это было полной неожиданностью для биологов обоих лагерей.

Обе статьи обрушивались на одну из двух теоретических основ, на которых покоилась лысенковская передовая мичуринская биология, — на его «новое учение о виде». Оно должно было заменить дарвиновский «плоский эволюционизм», якобы не признающий качественных изменений в процессе биологической эволюции. Одна статья называлась «Дарвинизм и новое учение о виде», автор — Н. В. Турбин, вторая — «О новом учении Т. Д. Лысенко о виде», автор — Н. Д. Иванов. Обе статьи обвиняли Лысенко в полной несостоятельности его критики дарвинизма, указывали на его противоречия со взглядами Мичурина и категорически отвергали приводимые Лысенко и его сотрудниками данные по скачкообразному зарождению одного вида в недрах другого. После ряда лет подобострастного восхищения всеми высказываниями Лысенко странно и совершенно непривычно было читать в научном журнале такие фразы: «…Никак нельзя согласиться с утверждением академика Т. Д. Лысенко, что эволюционная теория Ч. Дарвина в своей основе метафизична» (Турбин, с. 801).

«Новое учение о виде, новая теория видообразования оставляет все эти факты (факты, объяснимые дарвинизмом. — В. А.) без объяснения» (Турбин, стр. 807).