Трудный путь в будущее

Победа присуждается той команде, которая наибольшее число раз забросит тушу в центр круга. Состязание рассчитано на пять — семь таймов, каждый из которых занимает не более десяти минут. Допускаются перерывы, во время которых люди приводят в порядок свою одежду, сбрую лошади или меняют тушу, если она разорвана.

Всадник, получивший травму, заменяется запасным игроком. Правила допускают замену лошади, если она получила увечье, но в таком случае команда противника тоже имеет право поменять одну из своих лошадей на свежую.

Надо было видеть и слышать, как болельщики переживали in свои команды. Кто-то стучал в барабан, кто-то свистел. Аплодисменты смешивались с ржанием разгоряченных лошадей, криками всадников. Над полем клубами поднималась темно-желтая пыль. Состязания продолжались часа полтора.

В конце всадники, спешившись и склонив головы, подошли к трибуне, где сидел губернатор, стали целовать его руки. Затем по знаку губернатора англичанка начала раздавать победителям призы. Это были деньги в конвертах.

Достояние народа

Файзабадский калейдоскоп. Лазуриты Бадахшана. Этот загадочный край Нуристан. Самобытное искусство. Каменные великаны Бамиана. Лабиринты подземного города. Трагедия Хадды. Ковры и хлопок. Дильберджинское городище. Сотрудничают ученые

Чиновник королевского министерства информации, туризма и культуры Азиз-хан — сама любезность: подливает чай в маленький стаканчик, участливо спрашивает, не продувает ли холодным воздухом, гонимым монотонно гудящим кондиционером, хорошо ли я устроился в гостинице. Ни вопрос, когда же я получу разрешение на поездку в районы Бадахшана, отвечает уклончиво. Не надо, мол, торопиться, в тех районах все еще не ликвидированы последствия холеры. Власти не смогут создать нормальных условий для поездок по этому краю.

Однако я настаиваю, прошу помочь мне поехать в Бадахшан, готов ждать столько, сколько надо. Чиновник снимает трубку, долго- разговаривает с кем-то по телефону. Наконец произносит:

— Приходите завтра за письмом к бадахшанским властям. Вам разрешено посетить этот край. Единственная просьба: не вступать самому в контакт с населением. Вам выделяется человека, который организует встречи, поездки. И еще одна просьба — не пользуйтесь фотоаппаратом. Нет, это не запрет, это всего лишь просьба. Там не любят иностранцев, которые фотографируют. Люди там отсталые, верят в разные приметы.

Позади долгие, утомительные часы тряски на «газике» по горным кручам, и мы, наконец, к вечеру по пыльной улице, вдоль которой протянулись глиняные дувалы, въезжаем в Файзабад, центр Бадахшанского края, где проживают в основном таджики. Босоногие ребятишки гонят стадо коз и ишаков на водопой к реке Кокча, которая протекает по окраине юрода. За ними тянутся водоносы, закинув за плечи пустые бурдюки. В нагретом воздухе плывут усиленные динамиками заунывные голоса муэдзинов, призывающих людей к вечерней молитве.

Догоняем упитанного пожилого человека в цветастом ватном халате, едущего верхом на мохнатом ослике. Он ожесточенно колотит его задниками сапог. Позади него семенят обволакиваемые пылью три женщины. Трудно определить их возраст. Лица закрыты плотной сеткой с прорезями для глаз. Седок чем-то недоволен, то и дело поворачивается женщинам, зло что-то выговаривает им.

Проезжаем мимо мечети, сложенной из розоватого кирпича. Двери распахнуты настежь. У порога рядами выставлены стоптанные мужские сапоги и туфли. Внутри видны коленопреклоненные молящиеся. Тут же, возле входа в мечеть, сидит старец — одной руки нет. Перед ним кувшин с водой. Это для омовения правоверных перед намазом.

— Это бывший басмач, пришел с вашей стороны, — говорит сопровождающий меня переводчик, кивая в сторону, где находится граница. — Давно это было — году в тридцатом. Человек двадцать, остатки разгромленного отряда, бежали сюда. Среди них было много раненых. Одни вскоре скончались — никто их здесь не лечил, другие выжили. Выжил и этот старик. Он безродный и никому сейчас не нужен. А тогда он терроризировал население, грабил и убивал людей.

Давно хочется пить, и мы останавливаемся возле чайханы. На зеленую лужайку, прилегающую к покосившемуся домику, вынесены обшарпанные диваны и топчаны. Десяток мужчин, расстегнув ватные халаты, пьют из маленьких пиал чай. Возле них суетится мальчуган лет десяти, разносящий слабости.

Над всем этим — рой мух. Они облепили бараньи туши, вывешенные на крюках, уселись на кучу мусора. А рядом, как ни в чем не бывало, посетители распивают свой зеленый чай и ведут долгий и неторопливый разговор.

Увидев, что машина остановилась, все поворачиваются в вашу сторону. Из домика выскакивает сам хозяин, небольшого роста толстый таджик. Переводчик, почтительно с ним поздоровавшись, говорит, что нам хочется выпить чаю.