Трудный ребенок

И именно поэтому Глеб взял меня с собой. Нам нужно поставить точку вместе.

Город отблескивал куполами старинных церквей и по-летнему брызгал водой из фонтанов. Вокруг них бегали неугомонные дети, а мамочки сидели на лавочках, по-кошачьи жмурясь от неожиданно выглянувшего солнца.

Глеб купил в мини-маркете кофе и сигарет, а я терпеливо ждала, сидя на низком кованом заборчике. Воспоминания просыпаться не хотели, хотя я и боялась, что на въезде в Елец на меня обрушится сожаление и чувство вины. Обошлось. Глеб, казалось, был спокоен, хотя я не могла ручаться – слишком личным для нас был город и события, происходившие здесь. Слишком личным, чтоб впускать в него толпу людей, озабоченных лишь желанием выжить.

Впрочем, выбора не было.

До дома Ольги мы доехали быстро – минут за пять. Напрасно я боялась, что воспоминания нахлынут в городе – все они ждали меня здесь, под раскидистыми кленами и на широкой террасе, где в тени и прохладе остались мои надежды на счастливое будущее.

У нас с Глебом не было шансов. Никогда. Теперь, по прошествии времени, я видела это четко. Нельзя начинать отношения с друзьями, это только ранит. Жаль, что тогда я не понимала этого.

Глеб молчаливо припарковался и направился к дому, а меня потянуло в сад – туда, где среди витиеватых дорожек и аромата древесной смолы притаилась одинокая исковерканная вишня.

Именно там – я была уверена – и нужно было ставить точку. Закончить начатое, исправить ошибку, дать себе зарок на будущее – никогда так не делать. Простить себя. Прежде всего, это нужно было мне самой.

Тогда я была растеряна. Уверенная в том, что проклятие больше не действует, что не будет изнурительных, болезненных ночей, что я смогу решать сама, приказать сердцу. Наверное, в этом мире существует не одно проклятие, причем некоторые никак не зависят от помутившихся рассудком от обиды ведьм.

Тогда я позволила себе надеяться. Теперь знаю, что некоторые надежды не имеют отношения к реальности.

Я нырнула под раскидистые ветви и присела на корточки, проводя рукой по искореженному стволу.

– И ты прости, – прошептала словно дерево могло слышать меня. Наверное, совпадение, но вишня зашелестела листвой в ответ. – Мне нужно отпустить тебя.

Сзади послышался шорох, и через секунду ко мне присоединился Глеб. В глаза не смотрел, лишь спросил растерянно:

– Ты чего здесь?

– Нам приходится быть слишком сильными, – сказала я и еще раз погладила ствол без коры. Затем положила голову Глебу на плечо и закрыла глаза. – Как думаешь, эта война продлится долго?

– Думаю, достаточно, чтобы мы здесь сошли с ума. – Он осторожно высвободился и поднялся, протягивая мне руку. – Идем, нечего здесь рассиживаться. Ничего не изменит. Тем более, между нами. – И пробурчал, резко вытягивая меня из сада и направляясь к дому: – Решили уже...

В доме было пыльно. Наверное, не убирали давно. Странно, ведь в прошлый наш визит здесь все блистало. Возможно, Глеб отказался от услуг домработницы по телефону. Или просто забил – война не время думать о таких мелочах.

Мы поднялись по лестнице, все так же держась за руки. В комнату Ольги Глеб меня буквально втолкнул и бросил:

– Хочу, чтоб ты здесь жила.

Я вздохнула и посмотрела на него с укором.

– Я не могу жить здесь одна – нас слишком много. Многим придется ютиться в гостиной на полу.

– Я и не сказал, что ты будешь одна. Просто... проследи, чтобы тут все осталось, как было.

Я молча кивнула, не зная, что ему ответить. На комоде хмурился его двойник – еще совсем мальчик, но уже поломанный и преданный. Тот, каким я встретила его. И тот, каким он никогда больше не станет.

За окном резко засигналила машина, и Глеб поднял на меня глаза. Взгляд был глубоким и задумчивым, хотя о чем именно думал мой друг, оставалось лишь догадываться.

– Приехали, – безэмоционально произнес он, развернулся и пошел встречать гостей.

– Прощай, покой, – сказала я, обращаясь неизвестно к кому.

Приехал Тимофей Соколов – доверенное лицо Влада. Из открытого багажника серого «Форда» торчали ручки от пакетов, заполненных, наверное, продуктами и вещами.

Безумно хотелось помыться, переодеться и выпить кофе. Только сейчас я вспомнила, что последний раз принимала душ еще у атли. Надо, наверное, сразу забивать очередь в ванную, ведь скоро тут будет много людей.

Тимофей пожал Глебу руку и сухо поздоровался со мной. На квадратном лице молчаливого помощника Влада не отразилось ни тени эмоции, и мне вдруг подумалось, что я совершенно не знаю ничего о нем.

С Тимофеем я познакомилась, когда мне было семнадцать. Он пришел к нам вечером, принес бумаги на подпись Владу, зыркнул на меня подозрительно и тут же отвел взгляд. Пару раз после этого я пыталась наладить с ним контакт, угощала кофе и печеньем, но достучаться до хмурого мужчины так и не смогла. Потом привыкла и воспринимала его как дополнение Влада – его глаза и руки в мире людей. Особенно его помощь ценилась в такие моменты – когда сам Влад не мог полноценно жить человеческой жизнью, и полностью погружался в мир хищного.