Трудный ребенок

Я сглотнула. Перевела взгляд на заседающих и встретилась глазами с Альриком. Первозданный щурился, а уголки губ были тронуты легкой улыбкой. Ну конечно, ему весьма интересно, как я справлюсь с советом охотников – молодая зверушка, которая не желает жить среди них. Что ж, не буду разочаровывать древнего.

Я вздернула подбородок и гордо продефилировала к красному пятну. Поверхность трибуны неприятно холодила ладони, усиливая и без того непрекращающуюся дрожь. Сердце колотилось под подбородком, а на меня смотрели двадцать четыре пары глаз – четыре Первозданных и двадцать охотников. Древних.

– Сегодня мы собрали совет древних, чтобы рассмотреть прошение молодой охотницы, – безэмоционально изрек Сар, не удостоив меня взглядом. – Прошение было совершено по форме, и его поддержал один из нас – он махнул рукой в сторону Альрика.

Альрику, казалось, было абсолютно все равно. Он улыбнулся, деланно кивнул Сару, выказывая почтение, и встал.

Одетый в черный пиджак с воротником-стойкой, застегнутый на все пуговицы, Первозданный разительно отличался от того слегка легкомысленного человека, который вчера невиданным образом появился в квартире Глеба. Сейчас он выглядел серьезным и сильным. Достаточно серьезным, чтобы понять, насколько опасно ввязываться в противостояние с остальными Первозданными. И достаточно сильным, чтобы наплевать на риск.

– Перед нами женщина, пропустившая через жилу девять нали, – сказал он спокойно, и его приятный тенор растекся по огромному и пугающему залу звенящим эхом. – Одно только это достойно восхищения. И боги восхитились – они ниспослали ей благодать.

Альрик сделал паузу, и мне показалось, десятки глаз готовы были прожечь во мне дыру. Но вспомнились почему-то яркие – карие с красными прожилками – дерзкие глаза охотника, которому плевать на мою «благодать». Уверена, для всех них я была чужой – лазутчиком, проникнувшим в святая святых. И мой отказ от этой самой благодати – тому подтверждение.

– Но мы не можем заставить зверя любить то, что любим мы сами. Не имеем права насиловать волю и должны уважать свободу выбора. Посему предлагаю удовлетворить прошение молодой охотницы и вернуть ей то, что она потеряла. – Он обвел взглядом присутствующих и драматично добавил: – Дочь. Ведь что может быть важнее для матери, чем собственный ребенок?

Я заметила движение в ряду древних – Мишель опустил голову и приложил к губам крепко сжатый кулак. Охотник рядом с ним опустил глаза. Остальных, казалось, ни капли не тронула речь Альрика. А у меня по коже побежали мурашки – болезненные, противные мурашки отчаяния.

Что им до моей беды? Зачем спасать какого-то зверя, пусть даже ребенка. Мне оставалось надеяться, что Первозданным все же нужен кен. Что я смогу выменять свой на услугу – одну-единственную, но такую существенную.

– Не пристало охотникам влезать в разборки зверей, Альрик, – немного резко возразил Егор и взглянул на меня. – Пусть сами разбираются.

– А мы и не будем влезать. – Альрик перевел на меня хитрый взгляд. – Хищные с колдуном разберутся сами. Мы лишь вернем его им.

Вернуть в город Чернокнижника. Что ж, неплохо. Не то, что я просила, но немало. Пусть Тан будет поблизости. А уж потом я знаю, что делать. Я прекрасно помню, где Влад хранит клинок.

– Ты не думала, что колдун давно убил твою дочь? – тихо спросил меня Сар, и в его голосе явно различались нотки сочувствия. Неужели древние еще умеют это – сопереживать? – Глупо отказываться от благодати ради мизерного шанса, дитя.

Его седая борода качнулась, когда он удрученно вздохнул.

– Я рискну, – глухо ответила я. Горло полоснуло огнем от жестокого предположения, но я заставила себя не слушать. Не принимать близко к сердцу.

– Она жива, – уверил Альрик. – Я явно вижу.

В тот момент я готова была расцеловать его. Сорваться с места, взобраться на постамент и обнять древнего манипулятора.

За надежду. Надежда – это то, что не дает нам сойти с пути, когда уже ничего не осталось. Когда цель потускнела, а воздух пропитался отчаянием.

– Будь по-твоему, – буквально выдавил из себя Сар и отвернулся. – Мы не можем решать такие вопросы сами, поэтому выносим его на совет древних. Пусть сильнейшие и мудрейшие из благословенных определят твою судьбу.

Охотники голосовали, а я вцепилась в трибуну так, что пальцы побелели. Казалось, еще секунда – и упаду. Кена во мне было много, а вот мужества – ноль. Когда перед тобой толпа древних, каждый из которых в случае успеха мероприятия выйдет на улицы выслеживать тебя, безумно хочется уметь испаряться. Или телепортироваться.

Мишель не поднял руки. Смотрел мне прямо в глаза, и на лице словно маска образовалась. Злая, бескомпромиссная, жестокая маска бессилия. Ведь кроме него все охотники проголосовали «за».

Но мне было плевать. Единственная мысль крутилась в голове: «Ты победила. Ты сделала это, Полина!».