Трудный рейс Алибалы

Алибала положил часы в коробочку и спрятал ее во внутренний карман кителя. Потом взял билетную сумку и пошел собирать билеты.

Старая женщина, возвращавшаяся с дочерью в Баку после лечения, двое парней в спортивных костюмах. Велизаде, женщина, купившая для дочери чешскую хрустальную люстру, и другие пассажиры встречали Алибалу в хорошем настроении, с улыбкой. Алибала любил, входя в купе, видеть пассажиров в веселом расположении духа — тогда и у него настроение поднималось. Как хорошо, что па этот раз в вагоне все здоровы и веселы, никто не ворчит и ни на что не жалуется.

Общая благожелательная обстановка успокаивающе подействовала на самого Алибалу, и он упрекнул себя за недавнее подозрение: «Напрасно плохо подумал о Дадаше. Ведь тот на свои честно заработанные деньги купил кое-что для дома, для семьи, по поручению знакомых и родственников бегал по магазинам; понятно, что он боится, как бы вещи, свои и чужие, не пропали. Конечно, есть люди, которых все интересует: что везешь, сколько, куда? А кому охота перед любопытными отчитываться, вот и не хочет человек, чтобы его вещи глаза мозолили… Осуждать других легко, труднее понять. А чтобы понять, надо хоть на минуту поставить себя на место другого — и сразу станет ясно, прав ты или нет…»

Аромат заваренного Садыхом чая распространился по всему вагону.

— Чай готов, Алибала-ами.

— Ну так разноси, час уже как выехали из Москвы. Садых наполнил два стакана, поставил па столик перед Алибалой.

— Пойду позову Дадаша. Он, наверное, скучает в купе среди незнакомых людей.

Пока Садых ходил за Дадашем, Алибала достал из кармана коробочку с часами и еще раз полюбовался ими: очень нравились они ему.

Пришел Дадаш; войдя в купе, первым делом посмотрел вверх, на чемоданы, улыбнулся:

— На месте.

— А где же им быть? Будь спокоен, как положил, так и будут лежать до самого Хачмаса.

Дадаш сказал, садясь:

— Будь они мои, я бы и думать о них забыл. А то ведь в них почти все чужое. Сам знаешь, нет ничего хуже — везти чужое добро. Свое добро пропадет сам себя ругай, ни перед кем виноватым себя не чувствуешь, а чужое проворонишь — греха не оберешься.

— Об этом не думай, Дадаш, ни перед кем тебе виноватым чувствовать себя не придется. Дадаш хлебнул чаю.

— Кстати, забыл спросить тебя, Алибала: в прошлый раз ты нашел портмоне, что с ним?

— Вернул владельцу. — И Алибала рассказал, как нашелся владелец бумажника. Кстати, он тоже едет в этом вагоне.

— С нами?

— Да, через два купе от тебя. Он тогда сам вернулся в вагон. Конечно, обрадовался, что деньги и документы получил в целости и сохранности, благодарил… А вот сегодня подарил мне часы…

— А много было денег?

— Да я что, считал?

— Часы покажи. — Дадаш взглядом знатока оценил подарок Велизаде. — Ахунд, ахунд — вроде не от мира сёго, а вкус у него современный, модные выбрал часы. Да и то сказать, твой поступок большего стоит. На вопрос, не видел ли бумажник, ты мог только руками развести,

— Ты, Дадаш, меня немного знаешь: хоть я и не богат, мне чужой копейки не надо.

— Сейчас иные такие суждения высмеивают. Раз, считают, нашел, значит, твое, можешь съесть и запить бутылкой холодного «Бадамлы».

— Говорю тебе: в мой дом еще ни разу до сих пор не вносилась нечестно заработанная копейка. Я привык есть хлеб, заработанный собственными руками. Так будет, пока я жив.

— Откровенно говоря, Алибала, ты уж слишком… Брать чужое, обманывать, это, конечно, не дело. Но если тебе случай такой подвалил, удача, ничейные деньги или дарят, прямо навязывают, отчего не взять? Я просто поражаюсь, как ты тянешь на сухую зарплату от получки до получки…

— Я привык, и мне хватает. Меньше плова, зато голова здорова. По ночам сплю спокойно в своей бедной квартире. Не знаю, что такое страх и тревога. Дрожать не за что… — Алибала усмехнулся. — Вот в нашем старом дворе на Касума Измайлова жил один сосед. Работал оценщиком в комиссионном магазине, ловчил, выгадывал кое-что, скупал одежду и оригинальные вещи. Скупал по низкой цене, из-под полы продавал по высокой. Говорят, миллионами ворочал. А вот тратить деньги боялся. Жил всегда настороженно. Когда начали продавать легковые машины, хотел купить. Лотерейных билетов покупал рублей на пятьсот — все рассчитывал, что машину выиграет. Но даже детского велосипеда не выиграл, а деньги ушли. В конце концов, говорят, за пятьдесят тысяч купил у кого-то билет, выигравший машину «ГАЗ-24», и пустил слух, что это на его билет пал выигрыш. Никто ему не поверил, но говорить об этом не стали, а он все равно дрожит и озирается. Разве это жизнь?

— Эх, Алибала, у безденежного и горя нет, одна бедность. Зато у денежного человека сразу два горя: приходится от всех скрывать свои деньги, нажитые тем или иным путем, правдой или кривдой, — это одно горе; имея возможность жить в свое удовольствие, денежный человек вынужден жить скромно — это горе второе. Жить бедняком, имея кучу денег, — это сущее горе. Я знаю таких людёй у нас в Кубе. Всю жизнь, как говорил Бахлул Даненде (Бахлул Даненде — мудрец, герой народных сказаний.), гребут, а потом все достается собакам.