Трудный Роман

— А ты, Маликова, о чем мечтаешь? Об опереточном принце? Иди отвечать.

Маликова и без того теряется от любого окрика, а тут такая ситуация. Мымра задала вопрос — Маликова бледнеет, наконец испуганно лепечет:

— Вы этого не задавали…

— Как не задавала? — возмутилась Мымра. — А ну, Табаков, отвечай с места…

— Вы этого не задавали, Калерия Иосифовна!

— Постой-ка на месте. Синицына!

— Вы этого не задавали.

— Да вы что, сговорились?!

Учительница подняла по очереди весь класс и только после этого удосужилась заглянуть в журнал.

— М-да, небольшая ошибочка. Это я задавала в десятом «А». У вас экологические факторы неживой природы. У каждого своя тема. У тебя что? Влажность? Отвечай.

Маликова через пятое на десятое ответила.

— Кто дополнит? Черникин!

— А у меня температура, Калерия Иосифовна! — бодро вскочил с места Черникин.

— Температура?! — возмутилась Мымра. — Меня это не касается. У меня от вас тоже постоянно температура! У кого температура, головная боль, расстроен желудок — для этого есть перемена, школьный врач. На уроке нечего болеть.

— Так у меня же температура, — с насмешливым укором повторил Черникин, невинно хлопая ресницами.

— Температура?! — взорвалась Мымра. — Ну так собирай книги — и марш домой. С температурой надо сидеть дома. Ишь ты, веселый какой — у него температура…

— У меня не та температура, — с деланно озабоченным видом пояснил Черникин. — У меня температура как экологический фактор…

Класс так и грохнул.

… Марианна собиралась выкроить время поговорить с Людой Маликовой, но Люда ее опередила. Однажды вечером — было уже довольно поздно, за девять, — в квартиру неуверенно позвонили. Открыла — батюшки, Маликова, вся усыпанная снегом! Робко улыбается:

— Можно к вам? Я по личному делу.

— Заходи, Люда. Раздевайся.

Марианна внимательно слушала — сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Ну до чего же у них смешно: взрослое переплелось в один клубок с детским, наивное, придуманное — с настоящим. Одно ясно сразу — слава тебе, это не слишком серьезно, просто поветрие, легкое недомогание, дань возрасту.

— Ты уверена, что это всерьез, Люда? Твое, выстраданное, крепкое?

— Не знаю, Марианночка, кажется, мое…

— Ведь ты с ним ни разу толком не говорила.

— А разве это главное? Он мне нравится. У него глаза красивые, модно одевается, хорошо держится…

«Какая чушь, какой ужас! — подумала Марианна. — А скажи ей об этом прямо — обидится».

— Марианна, я бессильна что-то сделать, что-то изменить. Я просыпаюсь каждую ночь и думаю, что без него для меня все кончится. Жизнь потеряла краски, ничего больше не радует, все постыло. Я живу в каком-то оцепенелом ожидании чуда.

«Боже мой, а чуда не случится, — с грустью думала Марианна. — Но разве я могу ей об этом так прямо сказать. Она видит его совсем другим. Смотрит на него влюбленными глазами. Перед ней умный, благородный, красивый человек. А он циничный, не тонкий, довольно грубый парень. Как же трудно помочь ей разобраться в этом, чтобы больно не поранить душу, чтобы все-таки сама — своим умом и сердцем увидела правду. А может, все-таки лучше сказать все как есть?..»

— А он знает о твоем чувстве?

— Да, знает. Я ему сама передала письмо.

— И что же?

Людочка опустила взгляд и покраснела. После продолжительного молчания ответила:

— Он недавно прислал мне записку. Там было всего одно слово.

— Какое, если не секрет?

— «Дура»…

«Фу, прямо чертовщина какая-то! — с облегчением вздохнула про себя Марианна. — Значит, все не так уж трудно, как показалось вначале…»

— А что ты сделаешь, если опоздаешь к своему поезду? — повеселевшим голосом спросила она. — Придешь, скажем, на вокзал, а поезд твой уже ушел? Побежишь за ним, будешь рыдать в отчаянии?

— Нет, — резонно возразила Людочка, — зачем же рыдать? Ведь это просто поезд. И он уже ушел…

— А что делать, если он не любит? Конечно, это не одно и то же, но чувство бессилия очень похоже. Зачем же становиться его рабом?..

Маликова ушла, Марианна взглянула на часы. Было одиннадцать. А надо еще подготовиться к урокам…

Вечером у Кости тренировка. Роман направился с ним. Весь этот день он был необычно возбужден.

— Ты можешь научить меня приемам бокса? — шепотом спросил он Костю утром, еще на первом уроке.

— Пожалуйста.

— Чтобы одним ударом сбить с ног.

— Пожалуйста. Этому и учиться не надо.

— А как ты думаешь: можно ударить взрослого?

— А это смотря за что…

— Да вот так подойти и ударить безо всякой причины.

— Зачем же без причины бить? — Костя уставился на товарища. (Тот был бледен, глаза его недобро горели.) — Да ты не финти, скажи, что случилось.

— Конечно, причина есть, но он-то ничего знать не будет, почему да за что.

— Не понимаю, зачем все-таки драться? — недоумевал Костя. — Что ты кулаками докажешь?

— Милый мой, пощечина даже у аристократов была средством унизить, выразить свое презрение.