До озера Хариусного они шли в темноте по руслу речки Громкой. Мотор надрывался и тяжко сопел, как уставший от трудной дороги человек. За стеклами кабины проплывала северная тайга — оледеневшие лиственницы, березы и тальник на берегах ручьев.
Посередине дороги, у озера Лебяжьего, лежал станок — фактория Союзпушнины: несколько нганасанских изб и чумов, пустая избушка геологов. Миша предложил устроить здесь часовой отдых, но нетерпение гнало Сонечку вперед.
— Через каждые десять километров отдыхать! — возмутилась она. — Да я пешком скорее доберусь, чем на твоих гусеницах.
Миша Волынский не терпел, когда при нем поносили достижения техники. Он утверждал, что дикий северный олень не проберется там, где он спокойно проезжает на машине. Красный от обиды, он ожесточенно выжимал максимальную скорость — Сонечку бросало из стороны в сторону, она то падала на Мишино плечо, то больно ударялась о металл. Она, однако, ни разу не пожаловалась.
Еще не было часу дня, когда вездеход подполз к зданию геологического управления. А вечером Сонечка, нарядная и похорошевшая, появилась в клубе.
К ней кинулись приятели и подруги. Миша, оттесненный в угол, грустно наблюдал, как Костя Почебит вращается вокруг Сонечки, затмевая прочих соперников. На этом вечере Миша чувствовал себя ненужным и лишним.
Огромный Смородин вскоре оттеснил Почебита. Большой Васька бесцеремонно растолкал окружавшую Сонечку толпу, взял девушку под руку и увел к креслам у стен.
— Я мечтал о встрече с вами, Сонечка, — прямо признался Смородин. — Знаете, без вас тут очень скучно.
Она ответила с упреком:
— Я уже час в клубе, могли бы и раньше подойти.
Вскоре началась торжественная часть. Тураев долго перечислял производственные показатели и хвалил передовиков геологического поиска и инженерной разведки, особенно. Смородина и Павлова. После доклада люди повалили в буфет. Сонечка ела настоящий эклер и чувствовала, что сердце ее смягчается. А затем открылся основной раздел праздничной программы — танцы без перерыва.
Танцы сближают людей. Важно лишь двигаться в ритме музыки и ни в коем случае не выпадать из него. Смородин был отличным танцором и неважным возлюбленным. Ноги его делали под музыку именно те движения, какие требовалось, но душа забегала вперед. На шее Сонечка почувствовала прохладу от легкого прикосновения его губ, и у самого уха Смородина взорвалась оглушительная оплеуха. В танцах произошла внезапная заминка. Сонечка умчалась к выходу, а Смородин, обжигаемый со всех сторон насмешливыми взглядами, поплелся за ней.
У гардероба под безучастным взором дежурной между ними разыгралось объяснение горячее и жестокое.
— Сонечка, поймите, это же глупо, — уговаривал Большой Васька. — Ну, что особенного, я ведь случайно, зачем обижаться?
— А я не хочу, чтобы меня случайно целовали, — отвечала она со злыми слезами в голосе. — Не хочу, слышите! Для вас это пустячок. Вы, наверно, со всеми девушками так обращаетесь, а я не позволю.
— Вовсе не со всеми! — запротестовал он. — Как вам не стыдно говорить, что это пустячок для меня! Я вспоминал вас каждый день, так надеялся, что вы приедете на праздник!
Уговоры, вместо того чтобы успокоить, совсем вывели ее из себя.
— Вы надеялись! Я тоже надеялась, только вы не стоите этого! Если бы вы хотели меня видеть хоть в половину того, что говорите, то давно бы приехали к нам в экспедицию. У вас были выходные, вы могли попросить день или два, а вы, очевидно, ждали, чтобы я прибежала к вам. Вот чего вы хотите, но я ни перед кем на колени не стану, нет!
В гардеробную вбежал встревоженный Миша Волынский. Сонечка схватила его за руку.
— Миша, едем! — приказала она. — Я больше ни одной минуты не хочу здесь оставаться!
— Через минуту покатим, — пообещал Миша. — У меня уже все погружено и подготовлено к возвращению.
Смородин, пытаясь вмешаться в неотвратимое течение событий, заговорил о том, что нелепо бежать в праздничный вечер из клуба в глухие горы, в тундру, к снегу и пурге. Но Миша стал между ним и Сонечкой.
— Отойди! — сказал он строго. — Не умеешь держать себя…
Смородин покорно опустил протянутую к Сонечке руку. Он был на полторы головы выше маленького Миши, но Миша смотрел на него важно и свысока. Он чувствовал себя сейчас сильнее всех Смородиных на свете.
Когда Сонечка с Мишей скрылись в сенях клуба, Смородин уныло поплелся в зал. Навстречу ему вышел улыбающийся Тураев.
— Трудный случай, — заметил он, кивая головой на захлопнувшуюся с грохотом дверь.
— Трудный случай, — мрачно согласился Смородин.
— А вы не вешайте носа, Василий Васильевич, — посоветовал старик. — Нет такого положения, из которого не было бы, по крайней мере, одного приемлемого выхода. Надо только пораскинуть мозгами и не побояться решительного поступка.
— Вы думаете? — с надеждой сказал Смородин и с такой благодарностью сжал протянутую ему руку, что Тураев охнул от боли.
Миша Волынский торопился, словно за ним была погоня. В половине двенадцатого последний огонек Ленинска скрылся за гребнем горы.