Единственный мужчина, который когда-либо привлекал меня, был уже женат. Других кандидатов не было.
— Я не могу думать об исключении, — наконец сказала я, поднимая лицо и обращаясь к герцогу со всей серьезностью, на которую была способна. — Я
уже смирилась с тем, что Бог хочет, чтобы я пошла в монастырь.
— Я не уверен, что Бог хочет, чтобы ты заперлась и стала монахиней, –
медленно произнес герцог. — Но, по крайней мере, у нас есть месяц, чтобы определить его волю.
— Что может случиться за месяц, ваша светлость? — Я поднялась, легко смирившись с судьбой. — Одного месяца недостаточно.
Герцог тоже встал:
— Но мы будем молиться, чтобы настало время влюбиться.
Я тихо рассмеялась:
— Даже если бы мне хватило месяца, чтобы влюбиться, хотя это невозможно, у меня нет поклонников. Их не было уже много лет.
— Это неважно, — не хотел смириться герцог. — Потому что я привел с собой трех лучших рыцарей во всем королевстве. Они показали себя самыми сильными, храбрыми, опытными воинами.
Удивление сменилось смущением. Я не могла удержаться и не взглянуть на рыцарей, которые сейчас занимались своими вещами. Даже сквозь слои доспехов благородство выделяло их среди остальных. Каково это: поговорить с таким человеком и принимать его романтические ухаживания? Тепло разлилось внутри меня от этой мысли. Но я покачала головой:
— Зачем мне разбивать свое сердце или сердце другого человека, если мне суждено стать монахиней?
— Почему ты решила, что тебе это суждено?
— Тогда почему аббат не сказал мне об этом исключении?
— Наверное, потому, что он не знал.
И тут мой мудрый советник ворвался в открытую входную дверь, с хлопающей позади него одеждой, как крыльями. Он тяжело дышал, и его лысина блестела от пота. Седые волосы, обрамлявшие его голову, слиплись от пота. Я моргнула от удивления. Я не могла припомнить, чтобы когданибудь видела, как бегает аббат. Он всегда двигался очень медленно, размеренно и всегда требовал того же от всех монахов, так как, по его мнению такая походка помогала молитве и размышлению о Боге. Что могло вызвать такую нетипичную для него спешку? Неужели он так бежал от самого монастыря, который стоял на вершине холма недалеко от города?
При виде герцога аббат резко остановился, схватился за бок и глубоко вздохнул. Джеймс вышел из главного зала и поклонился ему, ожидая его прихода.
— Джеймс, — тихо упрекнул его аббат, — ты должен был позвать меня раньше.
Джеймс, не поднимая лысой головы, произнес:
— Я послал за вами гонца, как только смог.
Я шагнула вперед, осознавая, что аббат нарушает этикет перед герцогом.
— Аббат, — сказал я, указав в сторону нашего уважаемого гостя, — вы, конечно, помните Благороднейшего рыцаря герцога Ривеншира?
Лицо аббата моментально приняло то спокойное, умиротворенное выражение, которое я привыкла видеть. Он кивнул герцогу:
— Ваша светлость, как мило с вашей стороны порадовать нас своим визитом после столь долгого отсутствия.
— Счастливого вам Кануна летнего солнцестояния, отец Фрэнсис
Майкл. — Герцог поклонился человеку Божию. — Мы только что говорили о вас.
— Да? — Удивился аббат, пытаясь справиться с тяжелым дыханием.
Стоя рядом с могучим бронзовым рыцарем, он выглядел высоким бледным деревцем, которое может треснуть при малейшем дуновении ветерка. — Жаль только, что меня не было здесь, чтобы поприветствовать вас должным образом.
— Милое приветствие леди Розмари — это все, что мне было нужно, –
ответил герцог.
Аббат засунул руки в длинные рукава и встретился с пристальным взглядом рыцаря. Что-то промелькнуло между ними, но ускользнуло от меня.
— Мы как раз обсуждали обет ее родителей, — продолжал герцог. — И я рассказывал Розмари об исключении из Древнего обета.
— Никаких исключений не может быть. — Сухо ответил аббат, не отводя взгляда от рыцаря. — Древний обет Ханны подразумевает, что леди Розмари должна уйти в монастырь в день своего восемнадцатилетия и посвятить свою жизнь служению Богу.
— Если только она не найдет настоящую любовь и не выйдет замуж.
— Чепуха, — сказал аббат. — Как вы смеете приходить сюда и забивать голову леди Розмари такими ложными и опасными идеями?
— Писцы его светлости нашли текст, в котором говорится об этом, –
перебила я.
Герцог протянул пергамент аббату. Аббат пробежался глазами по записи и вернул его герцогу. На лице не было ни одной эмоции. Если эта информация и удивила его, он не подал виду.
— Вы не хуже меня знаете, что если она нарушит обет, то умрет.
— Нет, если она найдет настоящую любовь. — Герцог скрестил руки на широкой груди.
Настоятель долго молчал. В нависшей тишине из кухни замка доносился стук крышек и крик кухарки, вероятно, ругавшей одного из мальчиков-поварят. Наконец, аббат проговорил спокойным голосом:
— Разве может быть что-то благороднее, чем выполнение леди Розмари
Древнего обета? Вы же не думаете, что земная супружеская жизнь более достойна, чем жизнь в союзе и служении самому Богу?
— А вас не удивляет, почему граф и графиня никогда не рассказывали леди Розмари о своем обете? — Не сдавался герцог.
— Рано или поздно они бы это сделали.