Трудный выбор

Ралф не сказал ни слова. Вместо этого он повернул ее к себе и закрыл ее рот поцелуем. Никаких ласк, только касание его языка, только умение не спеша разжечь сладостный жар чувственности, и она, против воли, ответила ему.

Ни одной частью тела, кроме рта, он не соприкасался с ней и чутко уловил момент, когда она сдалась, милостиво приняв ее капитуляцию. Руки Вероники сами собой поднялись, легли ему на плечи, и вот уже она обнимала его.

Ралф сжал ладонями ее лицо и углубил поцелуй, затем обнял ее за плечи, но руки его быстро соскользнули на талию, на бедра, и вот уже забрались под футболку.

Так ли уж важно, сдалась она добровольно или под магическим воздействием его прикосновения? И если он выиграл, значит ли это, что она проиграла?

Он приподнял ее и усадил на подоконник, внимая тихим стонам, выражавшим крайнюю степень наслаждения. Ее ноги обвились вокруг него.

Она была горячей и страстной, она ожидала, и он овладел ею, вновь и вновь повторяя пылкие атаки, пока не почувствовал ее содрогания и тело ее не обмякло в его объятиях.

Когда, взяв ее на руки, он понес Веронику в их общую спальню, она зарылась лицом в его шею. В спальне он бережно опустил ее на кровать.

Прошло не так уж много времени, и он вновь обнял ее, на что она ответила легким стоном и ответным объятием.

Его глаза были мрачны, а руки нежны.

Он долго ласкал ее, чем довел до исступления. Заключив ее лицо в ладони и прильнув поцелуем к губам, он словно пил ее дыхание, затем вновь овладел этим жарким и жаждущим телом.

После всего Вероника лежала лицом к нему, положив голову на его плечо, слишком изнуренная, чтобы пошевелиться, и чувствовала нежное скольжение его руки вдоль своей спины.

Потом Ралф нежно гладил ее спутанные волосы, и это был тот момент, когда она уплывала в сон, уже не воспринимая ни его тихих ласк, ни легкого прикосновения губ, когда он осторожно высвободил руку и прикрыл ее одеялом.

Вероника спала беспокойно, терзаемая кошмаром, в котором кто-то гнался за ней по бесконечной темной аллее, и, как бы стремительно она ни бежала, ее преследователь не отставал ни на шаг, дыша ей в затылок.

И вот он схватил и держал ее, а она безгласно выкрикивала что-то в тщетной попытке освободиться. Она услышала хриплый голос, изрыгавший проклятья, затем вспыхнул ослепительный свет, и она увидела, что это Ралф держит ее, и аллея куда-то исчезла, а сама она лежит в постели, приходя в себя и вспоминая, что это за спальня и чей это дом.

— Матерь Божья, от кого или от чего вы убегали?

Она не ответила, Ралф поднял ее лицо, увидел сверкнувшие в глазах слезы и нежно поцеловал.

Подсознание подчас способно породить в душе великое смятение, он это понимал. Бывали случаи, когда он сам просыпался в холодном поту после кошмаров, перемещавших его в годы юности, в те времена, когда жизнь была полна лишений и часто так бессмысленно жестока. Годы, которые сформировали его и превратили в того человека, каким он стал сегодня, до сих пор возвращались к нему кошмарами.

— Вы со мной, дорогая, — нежно прошептал Ралф, пытаясь ее успокоить. — Здесь никто не причинит вам зла.

До поры, грустно подумала Вероника.

6

В субботу Вероника проснулась поздно, взглянула на часы и бросилась принимать душ.

Ралф, обеспокоенный ее поведением, возник на пороге ванной и увидел, что она чем-то взвинчена.

— Что за спешка?

— Ох, я забыла позвонить Патти. Обещала помочь ей, а сама... Черт! — ругнулась она, когда мыло, выскользнув из рук, полетело на дно ванной.

Она быстро наклонилась и подняла его.

— Стойте спокойно, — скомандовал Ралф, забирая мыло из ее дрожащих пальцев. — И объясните все толком.

— Патти моя подруга. Я работаю в ее магазинчике по выходным. Я хотела позвонить ей и сказать, что в эти выходные не приеду, но забыла. А у нее дел по горло, поступил новый товар и все такое... — проговорила Вероника с несчастным видом, — словом, она будет ждать меня. — Тут до Вероники начал доходить смысл его манипуляций с мылом, и она попыталась отстраниться. — Может, вы прекратите это?

Он многозначительно и чувственно улыбнулся.

— Нет, не прекращу.

— Ралф!.. — воскликнула она, опасаясь, что ее тело скорее отзовется на его призыв, нежели на доводы ее собственного рассудка.

Он с сожалением вернул ей мыло.

— Но можно же потом ей все объяснить.

Нет, она не должна поддаваться.

— Я так не думаю.

— Смотрите, Вероника, ваша рана уже совсем зажила.

На руке остался лишь тонкий розовый шрам, а следы от ниток уже совсем побледнели. Она посмотрела на него, увидела, что возбуждение его утихает.

— Мне действительно надо идти.

Он наклонился и чмокнул ее в щечку.

— Тогда вперед, pequena.

— Я пробуду там несколько часов, — неуверенно проговорила она, сожалея, что не может остаться.

— А потом еще вам надо отца навестить... Я приготовлю ужин. — Он заметил ее колебания и тихо сказал: — Десять секунд, Вероника, или вы задержитесь в этом доме еще на час.

Она поспешила и через несколько минут, надев джинсы, свободный топ и кроссовки, сбежала вниз по лестнице.