Трудовые будни барышни-попаданки 2 (СИ)

— Ну ты, Федька, еще громче про пьяного барина скажи — на конюшне, сам знаешь, не только коней кормят, но и нашего брата потчуют березовым лакомством. А что написано, так верно. Если Гнедок и другая скотинка из тела выйдет, барин со скотников и конюхов взыщет больше, чем за любую надпись. Андрей Ильич увидел, посмеялся, велел и сена прибавить, и через день овса подсыпать. И Гнедку, и прочим коням. Так что не зря написано.

— Он бы дворне в людскую хучь того овса подсыпал. Какой день пустые щи, даже залежалой солонинкой не побалуют. Иль конюхам тоже на спине азы-буки малевать?

— Вот на спине тебе барин-то живо всю азбуку намалюет. Ты чего сел? Пошли, стойла надо почистить! Заодно по горсточке из кормушки зачерпнем, чай, коники не обхудают. А мои на месячине-то хоть похлебку загустят. Ребятишек уже ветром шатает…

* * *

— Ишь ты, целый воз той горчицы, говорят, в Голубки привезли. Кой толк с той травы? Галантир есть? Дык с хреном вкуснее!

— А бес ее знает, барыню-чудиху. Но пока от ее придумок ни одна борода у мужика не облезла. Говорят, та горчица добро землю-матушку голубит, рыхлит да жирнит. И сажать ее она везде собирается. А ты слыхал? Ездила она в уездный, как дорожки просохли. Так скандал на постоялом дворе подняла! Увидала клопа на своем подоле и едва трактирщика самого не прищелкнула, как того клопенка!

— Ишь, чистоплюйка. Клоп — он божья тварь. Как и воша. Куда ты его денешь? От века с людьми живет…

— Барыня отказалась в трактире ночевать, на квартиру, говорят, съехала. И своим наказала в том трактире, пока чистоту не наведут, даже щей не заказывать.

— Ну, чай, Васька-трактирщик перекрестился да не обеднел без одной барыни.

— Не скажи. Свечей она ему не продала, лампу тож. А Пахому Пузатому, который сообразил девок наемных заставить весь трактир с подпола до чердака кипятком шпарить да щелоком мыть, подарила с барского плеча. И велела керосин ему продавать по своей цене. Теперь к нему в заведение полгорода вечером бежит, на яркую лампу дивится. И в картишки перекинуться, и о делах поговорить. А Васька локти кусает да голубковскую барыню последними срамными словами частит.

— Ишь ты, стало быть, голубковская барыня и его зацепила. Будет другой раз клопов заранее морить.

* * *

— Брат Георгий, откуда в трапезной такая лампа яркая?

— От Ивана Колесова, управителя Никитиных. Он обитель на днях посетил, колокол привез в дар, от великой радости: отрок у него провалился под лед на Оке на Масленицу, да спасся. Колесов на своем заводе колокол отлил, подарил, а еще — лампу невиданную на земляном масле. Ее делать придумала барыня, что в нашей губернии живет. Еще сказал: барыня эта, раба Божия Эмилия, как раз тогда по льду проезжала и отрока вытащила, с другом. Заказал эту боярыню, рабу Божию Эмилию, вечно за здравие поминать. А еще у отца-эконома попросил для боярыни семена разных овощей и трав с нашего огорода. Барыня эта странная не только лампы невиданные делает, но и овощи заморские выращивает.

— А ей травы еще не послали?

— Нет, завтра Колесов за ними заедет.

— Надо отца Ираклия спросить, грузинца. Он любитель между трудом молитвенным на грядках повозиться. Травки разные выгоняет, с чудными названиями… Вроде бы травка простенькая, а если в щи покрошить — такая услада, что боишься в гортанобесие впасть. Кинза называется, и еще орех-трава, пажитник.

— Ну, от травки-то не впадешь. Спроси его, брат Георгий, пусть даст семян и своих травок. А я у настоятеля спрошу — не грехом ли будет такое паникадило заказать?

— Ежели та боярыня Эмилия добрая христианка, посты блюдет и к обедне без пропусков ходит, причащается… чего ж грешного?

Глава 24

Вулканическое лето было идеальным для тех, кто мечтает сохранить белизну кожи. Солнце пригревало через облака, помогало вытянуться злакам и созреть овощам, но не пекло. Мужики поначалу считали такую антипляжную погоду даром Господним, да и я, проводившая весь день между полями и службами, поняла, что прямые лучи совсем не радость. Не поэтому ли в старину слово «прохлаждаться» было синонимом слова «отдыхать»?

Пока же прохлаждаться не удавалось. Сев закончился, пусть и позже обычного. Старики поглядывали на рожь с опаской — успеет ли налиться и вызреть к осени, зато овощи, как привычная капуста-морковка, так и картофель, таких опасений не вызывали. Главная польза от половодья оказалась в том, что травы на заливных лугах выглядели так сочно и аппетитно, что самому хотелось ненадолго стать травоядным. Предстоял большой сенокос. Вот только к нему крестьяне просили у бога ведренной погоды, потому как косить в дождь еще можно, а сушить копешки? Сопреет сено — беда!