Тут крестьянское мнение разделилось. Кто-то опять заговорил о барских причудах, а кто-то — что Эмма Марковна и прежде всегда права бывала, и нынче окажется. Кто-то даже нашел забавный аналог с силосованием — мол, квашеную траву запасать будем. Ну, квашеную так квашеную, лишь бы не болтали, что барыня траву хоронит.
Конечно, пришлось приноровиться к технологиям, возможным в XIX веке. Создать измельчитель на ручной тяге, заказать в кузне острые лопасти для него. А для утрамбовки — ручные катки, видела их на старинной фотографии. На силос пошло чуть больше четверти всей травы вперемешку с чистой сухой соломой — чтобы закладка не оказалась совсем уж влажной. И я надеялась, что эта четверть сенокоса не пропадет.
С деньгами стало чуть полегче, хотя по здешним местам это в редкость — обычно и крестьяне, и помещики до осеннего обмолота считают каждую копейку. Но тут меня и оброки выручали, а пуще того — мои собственные отхожие промыслы. Свечи, керосин, лампы, доходы с патентов. Было на что снаряжать обоз до Макарьевской ярмарки.
Летом в Нижнем торги не проводятся по нынешнему времени. Надо плыть вниз по Волге еще несколько верст, к Макарьевскому монастырю — вот уж где раздолье для торговцев. Со всего света, говорят, народ съезжается.
Никитин туда собирался и уже прислал мне письмо с приглашением. Я тотчас ответила и запросила информацию насчет сахарного оборудования. Кстати, письма здесь ходили на удивление споро: через два дня на третий Алексейка уже забирал в уездном ответ. Так что торг за процент от сделки шел бойко. Сговорились на пяти. «Чисто для порядку, среди своих», — как написал мой деловой партнер.
Глава 34
Сборы были близки к завершению, когда появилась неожиданная проблема. Или, наоборот, очень даже ожидаемая, если бы я подумала о ней заранее.
Лизонька смотрела-смотрела на мои хлопоты, хмурилась. А потом без предупреждения заплакала. Именно стала лить слезы, почти без хныканья — самый плохой вариант детской печали.
— Маменька, не уезжай, пожалуйста, — просила она. — Мне страшно, бабай придет и снова украдет!
Полгода я делала все, чтобы ужасная история была забыта. Ребенок легко засыпал по ночам и перестал бояться огромных мешков, а также быстрых шагов в коридоре. Но предстоящий отъезд мамы стал триггером.
Вариант с тем, чтобы взять Лизоньку в дорогу, я обдумала и отвергла. Дорога жаркая, пыльная, а на месте будет торговая суета. Плюс плохая вода и возможные инфекции.
Пришлось потрудиться. Привлечь к уговорам Павловну. Она согласилась, что негоже дитя в дорогу брать, и стала уговаривать.
— Мы тебя, золотце ты наше, всем поместьем беречь будем. Я глаз не сомкну, от тебя не отойду. Пес Трезор рядом ходить станет. А Ванечка обещал ночами не спать и никому ворота, кроме маменьки, не открыть.
— Ванечка обещал для меня охраняй-траву вырастить, — улыбнулась Лизонька.
Оказалось, речь шла о двух разных Иванах. Никому не открывать ворота, кроме барыни, обещал Ванька-привратник, а вырастить удивительную траву, что никакого ворога не подпустит, — младший сын садовника.
А потом я прибегла к последнему средству. Тихо сказала на ухо дочке, и та запрыгала от радости.
— Правда привезешь, маменька?
— Правда-правда, — сказала я.
Лизонька-то обрадовалась, а вот у меня на душе осталось неизбывное беспокойство, когда я попрощалась с дочкой.
Обещанный акафист я отстояла предыдущим вечером, в присутствии множества мужиков, а главное, их баб и, конечно же, родни Демьяна. Спели красиво, а потом по моей просьбе отец Даниил прочел молитву о путешествующих, я же мысленно добавила: «И никаких приключений».
Увы, приключения начались в первый же вечер, на первой же ночевке. Ко мне подбежал Алексей — я давно не видела его столь удивленным.
— Эмма Марковна! — крикнул он. — Тут у нас оказия!
Алексей мог бы и не продолжать. Я расслышала издали знакомый звонкий смех, от которого у меня сжалось сердце. На секунду мелькнула безумная мысль про игрушку из прежнего мира, но я только печально вздохнула: нет, это не аудиозапись.
Это Лизонька.
Ну да, маленькая плутовка слишком часто гуляла по поместью и прекрасно разбиралась в его планировке. Дождалась, когда я на рассвете зайду к ней в спаленку поцеловать-попрощаться, выбралась во двор черным ходом и спряталась в фуражной телеге с запасом сена — взяли побольше, чтобы не искать лошадям корм в дороге. Мягко, уютно и незаметно. Спряталась вместе со своей куклой любимой, поиграла с ней да и заснула. Обнаружилась лишь под вечер — проснулась и захотела сделать пи-пи.
Для начала я похвалила себя, что одна из лошадей шла в поводу, да еще под седлом — мало ли что понадобится. Не прошло и трех минут, как самый молодой конюх Митяй уже несся в Голубки — спасать Павловну, да и не только ее, от вполне вероятного инфаркта.
Потом началось самое сложное. Ответы на два знаменитых русских литературных вопроса. Пусть еще не заданных, но мне от этого не легче.
Кто виноват — понятно. Правда, Лизонька пыталась перенести вину на меня.