Трудовые будни барышни-попаданки 2 (СИ)

Лизонька между тем поодаль уже подхватила на руки щенка. Псинка была белой, с едва заметным кремовым подпалом. Совсем как дворняжка, которая прожила у нас с Мишей девятнадцать лет без малого. Тоже слепую подобрали…

— Лизонька, неси Зефирку в коляску, детка. Ее надо помыть и устроить в корзинку. Собака — живое существо, не игрушка.

Мне показалось или Михаил Второй как-то странно посмотрел на меня, когда я озвучила имя собаки?

Нет, не мой он Миша. Хотя всю дорогу обратно в гостиницу дядя-котик очень искренне интересовался Лизой, мной, нашими делами и мыслями, а про Зефирку слова плохого не сказал, все равно было заметно, что это полуслепое бесполезное существо, извазюканное в пыли, ему не то что не нравится, но внушает легкую брезгливость. Он, конечно, правильно настоял положить щенка в услужливо подаренную купцом Карасьевым (заводчиком кавказов) корзину. Но сдается мне, его больше волновал собственный сюртук и перчатки благородного цвета слоновой кости, чем гигиена моей дочери или здоровье кутенка. Сам даже и настоял на этом, намекнув купчине: «Чего собака без корзинки?»

А мой Миша когда-то вытащил мокрую полумертвую Зефирку-первую из грязной лужи и нес до самого дома под курткой, которую потом сам и стирал, пока я сушила и отпаивала наше неожиданное приобретение…

Увы, моему спутнику сегодня не везло с начала и до самого конца. Я непременно собиралась пригласить Михаила Федоровича к обеду, поблагодарить как следует, просто поболтать с приятным собеседником. Тем более мне было о чем его расспросить и для пользы дела, не только ради праздной беседы.

Но нет. Едва коляска въехала во двор постоялого двора, чуть ли не под колеса нам кинулся один из моих сахарных разносчиков, егоровский Сережка:

— Барыня! Барыня, беда!

Глава 41

— Какая беда? — со вздохом задала я неизбежный технический вопрос.

— Федька в карты проигрался, и его в бурлаки продали! — крикнул запыхавшийся Сережка.

— Уже продали? — уточнила я.

— До заката денег ждать будут, а потом по Волге отправят.

Я посмотрела на неторопливое дневное светило. Уф-ф. Беда, по крайней мере, не требует немедленного реагирования. Можно хотя бы перевести дух и отдать все необходимые приказания. В первую очередь насчет Зефирки-второй… нет, просто Зефирки. Для Лизоньки она Зефирка первая и единственная.

Я быстро распорядилась насчет помещения и теплой воды — сперва умыть дочку, потом отмыть щенка. Вообще-то, можно и пообедать. А операцию по спасению Федьки, хотя бы подготовительную составляющую, поручить Алексею-приказчику…

Но я видела, как при словах Сережки на лице дяди-котика сначала появился интерес, а потом скептически-выжидательная улыбка. Мол, сударыня, а сейчас что делать будем? Ради спасения неведомой ледащей собачки вы проявили дипломатические таланты. Меня даже мобилизовали, или, как говорили в те времена, ополчили. Теперь же не собачка — человек в беде. И как вы?

Не беда, что подумает дядя-котик. Лизонька — вот что важнее всего в этой ситуации. Она-то слушает так же внимательно, даже носик насупила. И ей важно, брошусь ли я сейчас спасать Федора.

Когда-нибудь она усвоит, что человек, в отличие от песика и котика, должен прогнозировать свои поступки. И винить в проблемах только себя. Но мне не хотелось знакомить ее с этой мудростью на примере несчастного Федьки. Хотя бы потому, что он человек подневольный. Потом-то поругать его можно. А может, и всыпать горячих подальше от посторонних глаз. И оштрафовать — все, что проиграл моего, пусть возмещает. Но сначала — выручить.

Отдав команды и особо наказав дворне пуще глаз беречь Лизу, занятую собачкой, я вернулась в коляску и сказала Михаилу Второму:

— Как вы, видимо, уже догадались, у меня возникла необходимость еще одного путешествия. Если нам окажется по пути, буду признательна.

Конечно, в такой открытой эксплуатации административного ресурса была несомненная толика нахальства, но тут человека спасать надо.

— Предполагаю, что окажется, — ответил дядя-котик с наигранной интонацией утомленного рыцаря — только спас девицу от дракона, а на нее нагрянул лев или василиск. — Кстати, а путь-то куда?

Правда, кстати…

— У трактира название иноземное, — ответил Сережка на мой вопрос. — Я побегу покажу, недалеко отсель.

По пути я думала о незадачливом Федьке, пыталась на него сердиться, но не могла. Опрятный, вежливый, добродушный, но с хорошим голосом — непоставленный баритон. Потому-то и продавал сахарной ваты и леденцов побольше остальных. При этом простоватый. Из тех милых душ, которые ко всем людям по-доброму, и мир к ним тоже добрый… до поры.

Между тем коляска свернула.

— Так это в «Бристоле»? — спросил Михаил Федорович. Столь беспечным тоном, что я уловила немножко беспокойства.

— Так и есть, «Брыстол», — слегка запыхавшись, сказал Сережка, державшийся рукой за край коляски.