Трудовые будни барышни-попаданки

Справлюсь. У меня планов громадье. Вот, например, надо с Селифаном разобраться. Павловна, уже вплотную вошедшая в здешнюю жизнь дворни, собирала все сплетни и слухи, несла мне. Она и поведала, что старый-то барин, папенька мой, еще давно за какую-то особую услугу выдал вольную старшему Селифанову сыну. И живет тот сын где-то неподалеку в селе экономических крестьян. Вошел примаком в зажиточную семью, но долго на низких ролях не продержался, окреп, выделился своей избой, жену забрал и хозяйство ведет самостоятельно, хотя с новой родней не ссорится. И не только большой надел у него и стадо, но и деньги мужикам одалживает, занимается мелким ростовщичеством. Значит, какой-никакой капиталец есть.

Интересно, этот Селифанов сын сам такой оборотистый или же показательно оборванный староста, который, кстати, числится у меня в дворовых и живет вместе с остальной прислугой и женушкой в людской, все незаконные прибытки туда и переправляет? А что, придраться не к чему. Экономические крестьяне живут на землях, принадлежащих государю, они люди вольные и при своих правах.

Непременно с этим вопросом надо разобраться. И если поймаю на воровстве — мало никому не покажется. Сам-то ворюга в моей власти.

Зверствовать не буду. А добро заставлю вернуть и накажу, чтоб неповадно было.

Утром прасолы уехали. Купец, может быть, думал, что у барыни была вечерняя блажь, а утром она начнет торговаться и продаст мясо и зерно. Однако я выходить к ним не стала, а передала через Алексейку, понемногу бравшего на себя функции управляющего, что барыня почивают-с, они волю не переменили и раньше Святок торговли не будет. Разве что пусть пришлют воз под Рождество — забрать битую мерзлую птицу. Курино-гусиное поголовье всегда сокращали в начале зимы, и в этом я решила от традиции не отступать.

Алексейка вручил корзину с калачиками, терся вокруг отъезжавших и добыл интересную информацию:

— Эмма Марковна, когда они уже в путь собирались, купец сказал пареньку, видно сыну: «Не кручинься, мы все равно без голубковского товара не останемся, барыня не продаст, так…» Увидел меня, замолк.

Вот с этим «так» и следовало разобраться.

Для начала я поговорила с пожилым степенным мужиком Фролом, который следил за молотьбой, если рядом не было старосты. Пожалуй, стоит назначить его главным над всеми посевными работами. А пока я поговорила с Фролом наедине о местной урожайности. Так как я не очень понимала, что такое четверть, то просила собеседника пояснить, сколько десятина — это чуть больше гектара — приносит пудов ржи.

— Ну, так-то год на год не приходится, барыня, — сказал Фрол, — то по двадцать и восемь пудов берем, то по двадцать и девять. Этот год средний было.

Я пожалела, что под рукой нет листка бумаги с карандашом, надо завести блокнот. Но самый примерный подсчет показал, что нынешней осенью мимо закромов прошло больше ста пудов ржи. Полторы тонны с лихвой. Не о них ли говорили прасолы?

Вот об этом-то и надо для начала побеседовать со старостой. Сегодня он на глаза мне не попадался. Можно позвать, а можно и сходить, чтобы застать врасплох.

С той поры, как я появилась в доме, Селифан показательно жил в людской. Но я уже знала, что без барского пригляду они с женой занимали не по чину один из флигельков. Сейчас оттуда их вещи вроде как исчезли, но было у меня подозрение, что не все. И искать проныру следовало именно там.

Когда я уже подходила к флигелю, то услышала пронзительные детские вопли и сердитые выкрики старосты.

Глава 23

— Совсем ополоумел, старый хрыч?! — Я схватила занесенную руку старосты, в которой были зажаты вожжи. На мокрой земле у наших ног скорчился дрожащий комочек в кровавых лохмотьях, бывших когда-то рубахой и штанами. — Ты что творишь?!

Здоровый мужик, конечно, справился бы со мной одной левой, особенно если учесть, в какой он вошел раж. Селифан не сразу понял, кто вмешался в его дела с сиротой, и с глухим рыком попытался стряхнуть меня в грязь. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не заголосившая на весь двор Павловна и несущийся в нашу сторону Алексейка с дрыном наперевес.

Селифан увидел все это и опамятовался. Отбросил вожжи и с ходу бухнулся на колени в ту же лужу, где валялся Дениска.

— Не губите, барыня, не гневайтесь! Не увидел я вас!

— Ах ты, падаль гнилая! — Меня трясло от ярости. — Тебе кто позволил, холопья морда, с моей собственностью своевольничать?! В холодную его!

Подоспевшая Иванна взвыла и бухнулась мне в ноги рядом с мужем:

— Барыня! Да миленькая! Не гневайтесь, разум его затмился от нерадивости огольца!

— В холодную, — непреклонно мотнула я головой. — Пусть посидит до вечера, а потом на конюшню — и всыпать ему горячих вдвое против Денискиных следов.

Приказала и даже не усомнилась. Если взрослый здоровый мужик избивает ребенка, никакой гуманизм к нему не применим!