Труды

И Он, да, действительно это делает, и делает это многоразлично. Если говорить о человечестве, Он учит пути жизни, не – как жить, как создать общество, которое уютно, в котором всем можно ужиться, а учит пути, ведущему в жизнь вечную, в полноту жизни, которая есть не что иное, как жизнь Божия, изливающаяся с силой и действующая в нас. И с другой стороны, если думать о тварном мире, Он уже теперь принес нам новую свободу и приобщил нас таинству Своего воплощения. Свободу – потому что апостол Павел в Священном Писании и отцы Церкви постоянно говорят, что тварный мир не согрешил против Бога: он подпал под грех, то есть под страдание, дисгармонию, искажение грехом человека. Да, мы говорим о жестокости хищников, но они стали такими из-за нас, потому что мы отвернулись от Бога, Который – ключ гармонии человечества и тварного мира, и тем самым лишились сами ключа гармонии, с которым могли бы подходить к тварному миру, мы не способны вести его, обладать им в хорошем смысле этого слова, быть наставниками, людьми, которые вели бы его к совершенству и исполнению.

Именно это мы находим в таинствах. Мы находим это частично, в становлении, в возрастании – в святых; в таинствах же мы видим это совершенно поразительным образом. Недавно во время литургии мне пришла мысль (вы можете сказать, что этого не должно бы быть, что я должен весь погрузиться в действие, в священнослужение, но иногда приходят не совсем плохие мысли). И вот, помню, я совершал каждение и вдруг почувствовал, что грешник – я, а ладан, дым от ладана чистый, совершенный, нетронутый грехом, и когда я совершаю каждение перед лицом Божиим, дым его способен восходить к Богу, к престолу Божию, а я сам не могу; я только могу простирать руки, открывать ум и сердце, взывать к Богу, чтобы Он сошел ко мне, но сам не могу восходить к Нему, как может подниматься дым от ладана. То же самое – когда я зажигаю свечу: пламя чисто; если есть примесь в воске, она сгорает и становится пламенем, так же как мы можем думать о кусте, неопалимой купине, которая горела и не сгорала (Исх 3:2). Если подумать об этом кусте – да, можно представить, что божественный огонь коснулся куста и испепелил все, что в нем неспособно было гореть божественным пламенем, а куст продолжал гореть, не сгорая. И то же относится ко всему материальному в этом мире, когда оно соприкасается с Богом в тайне посвящения и освящения при совершении таинств. Так что ладан, пламя, хлеб, вино, вода – все это потенциально способно соединиться с Богом, воспринять Божество, потому что они без греха; мы покорили все это последствиям собственного греха. И даже в нас самих, по слову одного из отцов, когда мы говорим о грехах плоти, мы должны сознавать, что речь идет не о грехах, совершаемых плотью, а о грехах, которые падший человеческий дух навязывает плоти. Наша материальность чиста, мы своим падшим состоянием вносим в нее нечистоту страстей, жадности, похоти и тому подобного.

Если это так, то что же случается с веществом, которое мы посвящаем Богу? На мгновение подойдем с другой стороны к этому вопросу. Начнем с Евхаристии. Очень важно то, что Бог не уничтожает ничего Им сотворенного. Чтобы достичь своей полноты, вещество не должно быть уничтожено или переделано в нечто другое. Иначе говоря, очень конкретно, Христос – подлинный человек и вместе подлинный Бог. Человечество Христа не состояло из чего-то большего, чем обычное человечество, чтобы быть в состоянии вместить Божество и быть пронизанным Им. Воплощение можно сравнить с тем, что случается с мечом, если его погрузить в пламя: серое железо, холодное вначале, когда его вынимаешь из огня, пылает жаром, светится, горит. Жар остается жаром, железо остается железом, и, однако, они соединены настолько, что теперь можно резать огнем и жечь железом. И у святого Ефрема Сирина есть место, где он пишет о том, что Бог, с одной стороны, говорит человеческими словами, но вместе со словами изливает Божественную силу.

Если думать в таком плане, то мы видим, что хлеб, вино в каком-то смысле остаются тем, чем были, но они уже не тот хлеб и не то вино, которое мы приготовили: они исполнены Божественными энергиями, они приобщились силой Божией, излившимися в них Божественными энергиями, о которых говорит святой Григорий Палама, стали причастны тому, чем поистине является Христос: это Сам Христос – но это хлеб, это Сам Христос – и это вино. Они разделены – и являют подлинный образ Его смерти; вместе они являют истинный образ Его Воскресения. Здесь, может быть, стоит заметить, что священник причащается отдельно освященных Хлеба и Вина; не напоминание ли это ему, что он должен быть участником в распятии и смерти Христовой, если он хочет передать другим Воскресение. А верующие принимают Кровь Христову и Тело Христово вместе, так что они получают жизнь воскресшего Христа в полноте, в преображающей победе, преисполняющей их.