Опять же, мы должны уметь увидеть это. Но это передается не только через людей и через то, что мы видим вокруг себя, это передается и через искусство. И здесь мы встречаем другую проблему: потому что искусство – это видение
Вот что стоит за красотой; мысль о прозрении сквозь видимое, внешнее можно найти у многих писателей. Я приведу цитату из Жерара де Нерваля: «Расколи камень – и ты увидишь жизнь внутри него». Или вот Соловьев:
Все это говорит о том, что, для того чтобы увидеть красоту, мы должны
И когда Достоевский говорит, что узнать красоту значит войти в мистическое соединение с объектом, в котором мы ее увидели, и за пределами предмета – с Творцом, мы дошли до предела: Бог – вот Источник всякой красоты.
Я остановлюсь на минуту на одном примере, а затем обращусь к области, которой мне страшно касаться в вашем присутствии, потому что вы скажете мне, что я не богослов, – это я знаю сам, но мне не хотелось бы, чтобы вы сказали, что я еретик и меня следовало бы сжечь, но что, к сожалению, это запрещено в этой стране.
Я хотел бы дать пример из чуждой мне области. Я совершенно не воспринимаю музыку; увы, она только мешает мне и в храме, и где бы то ни было. Я связан с русской музыкой через мою мать, которая была сестрой композитора Скрябина, я достаточно знаю о его восприятии вещей и читал то, что он писал на эту тему. Музыка раскрывается перед нами очень постепенно: мы берем лист бумаги, на которой она записана, партитуру, мы можем посмотреть и увидеть всего лишь начертания каких-то знаков. Если вы музыкант, вы можете представить себе мелодию, но, вероятно, не такой, какой ее задумал композитор. Если запись содержит все необходимые указания, ее можно сыграть, и тогда мы воспримем ее не только глазами, не только интеллектом, но и всем своим существом: нервной системой, сердцем, чувствами – всем, что в нас способно отозваться на нее. Если мы одарены еще больше, то за звуками мы услышим, воспримем то, что композитор хотел передать через эту музыку, рассказать при помощи собранных в произведение звуков. И если наше восприятие еще глубже, то, соединяясь с этим авторским переживанием музыки и красоты, мы можем войти в ту область, откуда он сам воспринял это вдохновение, – в его собственные глубины.
Таким образом, красота становится не объектом эстетического изучения, но опытом, который принадлежит каждому из нас и всем вместе, это одно из немногих понятий, которое полно смысла для любого человека. Однажды меня пригласили прочитать серию лекций в составе программы, посвященной творчеству Элиота{244}
, и я выбрал тему красоты, как единственно доступную для меня в сфере его интересов. И я помню, как понятие красоты, причастность к ней, ее понимание соединило всех нас. Слово «красота» в отличие от многих других слов для всех нас исполнено смысла.Когда меня пригласили прочитать эти лекции, я решил, что беспокоиться не о чем; я взял Encyclopaedia Britannica с мыслью: здесь я найду все! Я открыл ее на слове «красота», и по сути там было сказано: «Красота – чисто субъективная категория; о ней писать нечего. См.