Читаем Труды и дни мистера Норриса. Прощай, Берлин полностью

– Право, мальчик мой, если вам угодно вдаваться в технические детали, вам придется поговорить с моим секретарем. У меня просто нет времени во все это вникать. Всю самую – э – грязную, так сказать, работу я полностью переложил на его плечи. Да-да…

Глава третья

Через несколько дней после Рождества я позвонил Артуру (мы уже успели перейти на имена) и предложил провести Silvesterabend[3] вместе.

– Дорогой мой Уильям, ну конечно же, я буду просто счастлив. В высшей степени… Другой такой очаровательной и приятной во всех отношениях компании, чтобы отметить наступление этого в высшей степени зловещего Нового года, я и представить себе не могу. Я бы пригласил вас отобедать со мной, но, к сожалению, у меня уже назначена встреча. Ну и где же, по вашему мнению, нам лучше всего встретиться?

– Как насчет «Тройки»?

– Прекрасно, мальчик мой, прекрасно. Я полностью вверяю себя в ваши руки. Боюсь, что среди такого количества юных лиц я буду чувствовать себя несколько не к месту. Старый пень, одной ногой в могиле… И никто не скажет: «Нет же, нет!» Никто не скажет. Сколь жестокосердна молодость. Что ж, ладно. Такова жизнь…

Если уж Артур начал изливать по телефону душу, остановить его не было никакой возможности. Чаще всего в таких случаях я просто клал трубку на несколько минут на стол, зная, что когда я опять поднесу ее к уху, он будет все так же безостановочно тараторить на том конце провода. Однако сегодня у меня был ученик, который ждал урока английского языка, так что мне пришлось прервать Артура самым невежливым образом:

– Ну, значит, договорились. В «Тройке». В одиннадцать.

– Самое удобное для меня время. А я тем временем постараюсь не есть лишнего, пораньше лечь спать и вообще как смогу приготовлюсь к целой ночи Wein, Weib und Gesang.[4] В особенности в том, что касается Wein. Благослови вас Бог, мой мальчик. До свиданья.

Вечером под Новый год я поужинал дома с домохозяйкой и с остальными жильцами квартиры. В «Тройку» я, очевидно, приехал уже будучи изрядно пьян: у меня отложилось в памяти, что я очень удивился, когда, глянув ненароком в зеркало в гардеробной, обнаружил у себя на лице накладной клоунский нос. В ресторане было не протолкнуться до такой степени, что разницы между танцующими и теми, кто просто стоял в проходах, не было практически никакой. Некоторое время порыскав по залу, я в конце концов обнаружил в дальнем углу Артура. С ним за столиком сидел еще один господин, несколько младше его, с моноклем и набриолиненными темными волосами.

– Ах, Уильям, вот и вы. А мы-то уже начали было беспокоиться, что вы нас надули. Позвольте мне представить друг другу двух моих самых близких друзей: мистер Брэдшоу – барон фон Прегниц.

Барон, человек светский и скользкий, склонил голову. Выгнувшись в мою сторону, более всего похожий в этой позе на выпрыгнувшую из воды треску, он спросил:

– Извините, вы хорошо знаете Неаполь?

– Нет. Ни разу там не был.

– Прошу прощения. Ошибся. У меня было такое чувство, что мы с вами уже где-то встречались.

– Не исключено, – вежливо ответил я, удивляясь про себя, как он может улыбаться и не ронять при этом монокля. Монокль был без ленточки и без оправы и выглядел так, как будто его ввинтили в розовое, гладко выбритое лицо барона путем какой-то кошмарной хирургической операции.

– Тогда, может быть, вы были в прошлом году в Жуан-ле-Пен?

– Нет, боюсь, что нет.

– Ага, понятно, – вежливая улыбка сожаления. – В таком случае, прошу меня извинить.

– Какие пустяки, – сказал я. Мы оба рассмеялись самым сердечным образом. Артур, который, кажется, был рад, что я произвел на барона благоприятное впечатление, тоже к нам присоединился. Я единым махом опрокинул в себя бокал шампанского. Оркестрик из трех музыкантов играл: «Gruss' mir mein Hawai, ich bleib' Dir treu, ich hab' Dich gerne».[5] Танцующие, столпившись под огромным закрепленным под потолком навесом, который тихо поблескивал в восходящих потоках нагретого и прокуренного воздуха, раскачивались в медленном, полупаралитическом ритме.

– Вы не находите, что здесь немного душновато? – с беспокойством спросил Артур.

Перейти на страницу:

Все книги серии Зарубежная классика (АСТ)

Похожие книги

Лавка чудес
Лавка чудес

«Когда все дружным хором говорят «да», я говорю – «нет». Таким уж уродился», – писал о себе Жоржи Амаду и вряд ли кривил душой. Кто лжет, тот не может быть свободным, а именно этим качеством – собственной свободой – бразильский эпикуреец дорожил больше всего. У него было множество титулов и званий, но самое главное звучало так: «литературный Пеле». И это в Бразилии высшая награда.Жоржи Амаду написал около 30 романов, которые были переведены на 50 языков. По его книгам поставлено более 30 фильмов, и даже популярные во всем мире бразильские сериалы начинались тоже с его героев.«Лавкой чудес» назвал Амаду один из самых значительных своих романов, «лавкой чудес» была и вся его жизнь. Роман написан в жанре магического реализма, и появился он раньше самого известного произведения в этом жанре – «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса.

Жоржи Амаду

Классическая проза ХX века