Труды по россиеведению. Выпуск 5

Конечно, русский Крым с прибоем под скалою,
С простором голубым и маленькой горою,
Лежащей, как медведь, под берегом крутым.
Конечно, русский Крым, со строчкой стиховою,
И парус на волне, и пароходный дым.

Конечно, русский Крым. Михайлов и Просухин,

Кого из них убьют в смертельной заварухе?
Но прежде, чем упасть, – вся жизнь пройдет пред ним.
Любовь его и долг невыплаченный, – глухи
И немы, кто убит. Конечно, русский Крым.

И в ялтинском саду скучающая дама

С собачкой. Подойти? Нехорошо так прямо.
Собачку поманить, а дальше поглядим…
Случайная скамья, морская панорама,
Истошный крик цикад. Конечно, русский Крым.

Конечно, Мандельштам, полынь и асфодели.

И мы с тобой не раз бывали в Коктебеле,
И помним Карадаг, как нами он любим
На зное золотом. Неужто охладели
Мы, выбились из сил? Конечно, русский Крым.

А. Кушнер

…

Мне русские милы из давней прозы
и в пушкинских стихах.
Мне по сердцу их лень, и смех, и слезы,
и горечь на устах.

Когда они сидят на кухне старой

во власти странных дум,
их горький век, подзвученный гитарой,
насмешлив и угрюм.

Когда толпа внизу кричит и стонет,

что – гордый ум и честь?
Их мало так, что ничего не стоит
по пальцам перечесть.

Мне по сердцу их вера и терпенье,

неверие и раж…
Кто знал, что будет страшным пробужденье
и за окном – пейзаж?

Что ж, век иной. Развеяны все мифы.

Повержены умы.
Куда ни посмотреть – всё скифы, скифы.
Их тьмы, и тьмы, и тьмы.

И с грустью озираю землю эту,

где злоба и пальба.
И кажется, что русских вовсе нету,
а вместо них толпа.

Я знаю этот мир не понаслышке:

я из него пророс,
но за его утраты и излишки
с меня сегодня спрос.

Б. Окуджава

Воспоминания

Н.В. была смешливою моей
подругой гимназической (в двадцатом
она, эс-эр, погибла), вместе с ней
мы, помню, шли весенним Петроградом
в семнадцатом и встретили К.М.,
бегущего на частные уроки,
он нравился нам взрослостью и тем,
что беден был (повешен в Таганроге),
а Надя Ц. ждала нас у ворот
на Ковенском, откуда было близко
до цирка Чинизелли, где в тот год
шли митинги (погибла как троцкистка),
тогда она дружила с Колей У.,
который не политику, а пенье
любил (он в горло ранен был в Крыму,
попал в Париж, погиб в Сопротивленье),
нас Коля вместо митинга зазвал
к себе домой, высокое на диво
окно смотрело прямо на канал,
сестра его (умершая от тифа)
Ахматову читала наизусть,
а Боря К. смешил нас до упаду,
в глазах своих такую пряча грусть,
как будто он предвидел смерть в блокаду,
и до сих пор я помню тот закат,
жемчужный блеск уснувшего квартала,
потом за мной зашел мой старший брат
(расстрелянный в тридцать седьмом), светало…
А. Кушнер

Большие батальоны