Труды по россиеведению. Выпуск 5

Внутренний выбор в пользу несвободы получил и внешнее оформление. Россия закрывается. Слова по звучанию высокие – напоминают горчаковское: Россия сосредоточивается. Но смыслы – самые низкие. Мы (как сообщество) отказываемся от решения тех проблем, с которыми был связан очередной выход в мир. Изоляция – не возвращение на единственно верный (потому что традиционный) путь, а капитуляция: признание своей несовместимости с современностью. Поэтому мы сейчас так заняты кем и чем угодно, зациклены на других (соседях, плохих и хороших, бывших друзьях, исторических врагах) и совершенно забыли о себе, о своем настоящем. Потому и внешний мир воспринимаем как чужой и враждебный: это лучшая точка зрения на себя, лучший мотив для изоляции. Способ, который Россия выбрала для ухода от (из) мира, вполне традиционен. Милитаризация/мобилизация (в тех или иных формах) – необходимое условие для реанимации «порядка несвободы». Он наиболее эффективен именно в ситуации чрезвычайщины.

Сейчас, как никогда, понятно: курс России на несвободу/изоляцию – это ошибка. Во всех отношениях. Движение по этому пути грозит тем, что страна может оказаться на каких-то уж совсем последних рубежах. Там речь пойдет не о вечной и высокой цели: как нам обустроить Россию, а о том, как вернуться к нормальной жизни. Отрезвляющий инстинкт выживания рано или поздно вернет нас из миражей прошлого в настоящее, из изоляции – в мир, в современность. Но здесь возникает главный русский (третий – после «что делать?» и «кто виноват?») вопрос – о цене: какой ценой будет оплачен такой поворот?

И.И. Глебова

`A la recherche du temps perdu 9 : исторические юбилеи 2013–2014 гг

Настоящее имеет одну важную особенность: целиком захватывая человека, погружая его в водоворот каждодневных дел, оно как бы парализует у него чувство времени. Кажется, что мир существует только здесь и сейчас; образы прошлого и будущего, иногда всплывающие в потоке повседневности, кажутся призрачными, иллюзорными, не имеющими связи с сегодняшним днем. В действительности все, конечно, не так.

Наше прошлое, как и наши представления о грядущем, и есть мы. Поэтому постоянный разговор о минувшем (в смысле: бывшем, а не миновавшем), его переосмысление с позиций настоящего необходимы для самоопределения и самопонимания. Это возвращает нас во время, задает темпоральное измерение нашей жизни (обеспечивает ей необходимые для развития «долготу и широту»).

Руководствуясь этими соображениями, мы и решили предложить нашему читателю этот текст. Он – об исторических юбилеях прошедших двух лет. Не претендуя на исчерпывающую полноту, сосредоточившись на главном, мы хотели бы напомнить, следствием какой истории является сегодняшний день.

Год 2013-й

В 2013 г. мы не знали, каким окажется следующий. И потому наши обращения к прошлому были пропитаны атмосферой еще относительно «мирного» времени. В сегодняшнем контексте многое, наверное, виделось бы иначе. Однако не будем переделывать того, что написалось в 2013 г.

Исполнилось пятнадцать лет со дня дефолта. Это, конечно, рубежное событие, и его нельзя редуцировать к финансово-экономическому краху ельцинской России. В отличие от подавляющего большинства исследователей, мы не считаем квалификацию 1990-х как «лихих» исчерпывающей. Более того, не «лихость» была в 90-е главным. Дефолт обнажил два, казалось бы, прямо противоположных результата трансформации России в конце ХХ в.

Гайдаро-чубайсовский «рынок» оказался нежизнеспособным. И рухнул, чуть не похоронив под своими обломками страну. Но, как ни парадоксально, буквально через несколько месяцев началось ее выздоровление (пусть и относительное). Обычно заслуга в этом приписывается мудрому Е.М. Примакову, опытному Ю.Д. Маслюкову, хитроумному В.В. Геращенко. Безусловно, эти люди сыграли свою положительную роль. Однако только их ума и умения не хватило бы. Вдруг открылось, что при всех громадных провалах, глупостях, неадекватности все-таки были созданы базовые институты рыночной экономики и современной политической системы. Да, далекие от совершенства. Да, еще коряво и неэффективно функционирующие. Да, еще непрочные. Но они имелись. И именно это, с нашей точки зрения, существенным образом помогло команде Примакова–Маслюкова–Геращенко отвести Россию от пропасти. Вот уж действительно диалектика социального процесса.

За пять лет до дефолта, в конце сентября – начале октября 1993 г., в Москве прошла гражданская война. Вообще, тот 93-й был для нас не менее грозным и, как говорили во времена перестройки, судьбоносным, чем известный 93-й – французский. Мы уже давно забыли об этом, но напомним: и войска вводились в столицу, были и кровавые демонстрации, и общероссийский референдум 25 апреля о доверии к власти.