Труп. История о человеке, у которого все хорошо

– Мы ждать. А ты по своим делам можешь идти, – ответил Беренчук и без перехода добавил, – жрать–то как хочется… Перед выездом не успел, а теперь все, до вечера. Ни одной же кафешки рядом…

Кафе поблизости действительно не было. Но в одном из обшарпанных зданий был устроен тандыр. Узбеки пекли лаваш в большом количестве и готовы были продать его по символической цене: 20 рублей за штуку.

Отправить туда Беренчука?

Вряд ли стоит. Узбеки – вероятно, нелегальные иммигранты – не продадут лаваш полицейскому, скорее сами разбегутся при появлении человека в форме.

– Вода у тебя хоть есть? – спросил Дима Беренчука.

– Воды в машине две бутылки, – мрачно ответил Беренчук, – а вот еды нету.

Спустя семь – восемь минут Дима вернулся с пакетом, в котором исходил паром десяток лепешек. Хлебопек, давно знавший Диму, взял с него всего 100 рублей, хотя Дима пытался заплатить по–честному.

– Кушай, кушай, еще приходи, – только и говорил узбек с акцентом.

Что ж, пришлось убирать лишнюю сотню в карман.

Беренчук удивился. Подошел Красильский, тоже с удовольствием взял лаваш.

– Всех вызвал, – отрапортовал он, жуя. – Сейчас следак приедет, потом судмедэксперты.

– Встретить надо бы, заблудятся, – вставил Беренчук.

– Я встречу, провожу, – предложил Дима.

– Спасибо. А начальник ругать не будет? Мы ж тебя вроде с работы дернули?

– Я сам себе начальник, – рассмеялся Дима. – Я директор магазина. На работу хожу, когда удобно.

– Хорошо устроился, – присвистнул Беренчук.

– Не устроился, а устроил, – усмехнулся Дима.

– А… – начал Беренчук, но его прервал телефонный звонок. – Да? Да! – через паузу. – Да! Написал! Да, опросил… Да, рапорт на столе… Да, за подписью сходил… Я не знаю, почему Лариса Викторовна не в курсе!

Повесив трубку, он снова обратился к Диме:

– Видишь? И все время так. Бумажек одних – на целый лес хватило бы. Тут рапорт, там рапорт, все в пяти копиях, одно туда, другое сюда… Говорят, лет пятнадцать назад дело по убою толщиной в два пальца было. А теперь в два тома!

Дима сочувственно кивнул. Беренчук воспринял кивок как предложение продолжать.

– Надоело. Вот каждый год даю себе зарок: с нового года увольняюсь. А что–то как держит. Не могу рапорт на стол. Хотя и достало все.

– Так, может, ты любишь свою работу? – спросил Дима.

– Может, и люблю. Но вот хотел бы как ты: когда хотел – пришел, когда хотел – ушел…

Дима усмехнулся, но не стал ничего говорить полицейскому. Он действительно мог уходить и приходить, когда ему хотелось, но Дима работал по 10 часов в день, выходил на работу в выходные, если не было планов с семьей. Он любил свою работу, хорошо разбирался в ней, и ему доставляло особое удовольствие ежедневно самому снимать кассу, вспоминая людей, уходящих из магазина счастливыми. Это ведь он, часто оставив свой кабинет на задах магазина, выходил в торговый зал, общался с людьми, помогая, рекомендуя… иногда даже отговаривая от ненужной покупки. Пожалуй, он тоже был счастлив у себя на работе.

– И семью кормить надо, – вздохнул Беренчук.

– Дети?

– Ага, два парня. Сладу никакого, хоть ремнем лупи. Жену не слушают, дерутся. Старший в школе уже, учиться не хочет. Ничего не хочет, только ютуб тупой свой смотреть. И жене некогда с ними, тоже на работе целыми днями.

– И что? Лупишь?

–Аааа, – махнул рукой Беренчук.

– А дети здоровые?

– Здоровущие. Как два кабана.

– Так и радуйся. Два пацана растут, настоящих. Мальчишки, они и должны быть мальчишками: драться, характер показывать. Что не слушаются, нехорошо, конечно, но лучше разве, если в углу тихонько сидят? Вот слушай: у меня жена водит младшего к логопеду. И иногда приходит и говорит: «Знаешь, каких детей я сегодня видела!» И рассказывает, какие дети бывают: и физически больные, и с психическими… недостатками. Некоторым по восемь лет, а они только мычат, сами ходить не могут… Мы на своих смотрим и радуемся: здоровые!

Беренчук кисло улыбнулся:

– Жена у тебя, похоже, нормальная. А у нас скандал на скандале. То я про годовщину забыл. То к коллеге приревновала.

– Обоснованно?

– Ну да, не без того… Но слушай, я иногда думаю: разведусь! Не могу больше, уже и любви нет, одна привычка осталась… И пилеж этот.

– Ну знаешь, – не выдержал Дима. – Ты ж себе сам в карман срешь. Запиши годовщину в календарь, поставь напоминалку. Не связывайся с другими бабами. Ты одну счастливой сделать не можешь – она и орет – а ты на вторую замахнулся.

– А ты типа святой? – возмутился Беренчук.

– Я не святой, но я хочу быть счастливым человеком. Я женился на женщине, которую любил со школы, и я каждый день делаю что–то, чтобы мы продолжали любить друг друга. Я завел детей и каждый день хотя бы час провожу с ними. Они знают, что нужны мне и матери, и не привлекают к себе внимание идиотскими выходками. Я занимаюсь любимым делом. Я не могу понять, что мешает другим жить так же.

Беренчук хотел было возразить… задумался. Потом, доедая последний лаваш, медленно проговорил:

– Выходит, вот рецепт твоего счастья? Делать, что правильно?

– Делай, что должно, и будь, что будет, – ответил Дима любимой цитатой. – Вроде того.