Чуть погодя он снова подошел к уличному фонарю. Развернул газету, нашел ту же заметку, перечитал. Теперь он понял, что это за чувство, узнал его. Примерно те же ощущения он испытывал в детстве, давними воскресными вечерами, когда церковные колокола вдруг начинали звонить и ему приходилось, бросив игры во дворе, идти в наступающих сумерках в церковь. И выслушивать там проповеди о необходимости спасения души.
В голове вихрем пронеслись воспоминания о том, как он всячески старался отвертеться от походов в церковь. Прятался в платных конюшнях. И, сидя там, чувствовал себя таким несчастным и одиноким — оттого, что не с кем было играть в прятки. И вот, спустя какое-то время, нервы его не выдерживали. Он выходил из укрытия, просачивался в церковь и стоял в задних рядах, слушая проповедь о необходимости спасения души.
Взгляд Лаки снова остановился на красных огоньках. И вот медленно, неуверенно, но неуклонно ноги сами так и понесли его к полицейскому участку.
— Я хочу сдаться.
— Ага, ясно. Тебя разыскивают за кражу в Хэкенсеке, Нью-Джерси…
— Да нет. Я…
— Мы перестанем им помогать, как только новый закон о разделении полномочий вступит в силу. Точно тебе говорю.
— Я убил человека.
— Ты? Когда это ты убил человека?
— Прошлой ночью.
— Где?
— Да неподалеку отсюда. В Сан-Фернандо, на станции. А вышло вот как…
— Погоди, парень, сейчас достану карточку… Так… Как твое имя?
— Бен Фуллер.
— Второго нет?
— Ну… меня еще прозвали Лаки. — Лаки — в смысле Счастливчик?
— Да, сэр. Лаки — в смысле Счастливчик.