Действительно, за грязным подвальным оконцем промелькнули ноги в пудовых ботинках, донесся топот владельца джипа, который кругами носился по двору, как бешеный бык, с явным намерением кого-нибудь затоптать.
Селиверстов вздрогнул, отступил к стене и проговорил:
– Это все из-за женщин...
Вася Селиверстов был единственным сыном матери-одиночки. Он рос послушным, любящим сыном, кроме того, на редкость красивым мальчиком, и мать в нем души не чаяла. Все свои силы, все средства она расходовала на то, чтобы сделать Васину жизнь счастливой и наполненной. Она работала бухгалтером на небольшом заводе и умудрялась на скромную бухгалтерскую зарплату покупать сыну самые лучшие продукты, самую модную одежду, устроила его в хорошую школу, а позднее – в престижный институт...
Тут-то и грянул гром.
Оказалось, что причиной их семейного благосостояния было не умение матери экономно вести хозяйство, а ловкость, с которой она влезала в карман родного предприятия. Причем делала она это не одна, а в сговоре с несколькими сослуживцами. Был суд, и эту ловкость назвали хищением в особо крупных размерах. Соучастники Васиной матери сумели вывернуться, свалив на нее всю вину, и она получила большой срок. Жизнь на зоне не сахар, и она очень скоро умерла.
Вася остался один, а он совершенно не умел жить один, он привык к постоянной женской заботе и опеке.
Само собой, за этим дело не стало.
Красивого Селиверстова тут же подобрали, обогрели и окружили заботой. Но беда была в том, что каждую свою женщину Василий невольно сравнивал с матерью, и этого сравнения ни одна женщина не выдерживала. Мать была преданнее, заботливее, внимательнее, сердечнее и даже, как ни странно, красивее.
Василий разочаровывался, уходил, затем встречал новую претендентку на свое сердце, снова вспыхивал, влюблялся... и все начиналось сначала: первое время все было хорошо, а потом начиналось заочное соревнование с матерью, неизбежный проигрыш и расставание.
Конечно, в изложении Селиверстова история его жизни выглядела совершенно иначе – у него получалось, что женщины, эти хищницы и эгоистки, втирались к нему в доверие, чтобы заполучить его, Василия, в свое полное распоряжение, а потом раскрывались их подлинное лицо, их махровый эгоизм и душевная черствость, и бедному Васе ничего не оставалось, как порвать узы опостылевшего брака...
Сложившаяся ситуация мучила самого Василия, и он в конце концов обратился к профессиональному психологу.
– К Нелли Синицкой! – догадалась Надежда, вспомнив, как встретила Василия в приемной.
– Ну да. – Он раздраженно кивнул. – Она провела долгий курс лечения, взяла с меня уйму денег и заявила, что теперь все будет по-другому, теперь я освободился от своей психологической зависимости...
На этот раз все действительно произошло по-другому.
– Я встретил ее, Светлану! – воскликнул Селиверстов, завершая трагическую историю своей жизни. – Она показалась мне не такой, как все остальные! Чистой, прекрасной, искренней! Я нашел в ней свой идеал, женщину своей мечты! Ту единственную женщину, которую я искал всю жизнь!
Василий замолчал, по его лицу пробежало облако.
Светлана была несвободна, и она вовсе не собиралась менять свою жизнь ради Селиверстова.
Василий привык к тому, что все женщины бросались в его объятия, жертвуя всем и не думая о последствиях. Такое отношение казалось ему нормальным и естественным. И когда Светлана прямо сказала ему, что не собирается ради него всем жертвовать, – он был потрясен.
Как известно, настоящий мужчина смотрит на отказ как баран на новые ворота.
– А тут еще этот... Гвоздь... – проговорил Василий вполголоса с каким-то страдальческим выражением, как будто у него разом заболели все наличные зубы.
– Гвоздь? Кто такой Гвоздь? – вскинулась Надежда, вспомнив, что эту же кличку называли отморозки, лупившие Селиверстова.
Василий замолчал, словно к чему-то прислушиваясь.
– И что же произошло на вечеринке? – спросила Надежда, не дождавшись ответа на свой вопрос.
И вдруг Василий, ни слова не говоря, бросился к двери и выскочил во двор. Только сейчас Надежда поняла, что изменилось за время исповеди Селиверстова: со двора уже несколько минут не доносился топот разъяренного носорога. Видимо, он выпустил пар и удалился, осознав, что его джипу больше ничего не угрожает.
Надежда устремилась следом за Селиверстовым, но когда она выбежала во двор, того и след простыл.
Надежда Николаевна шла по улице в глубокой задумчивости и вдруг буквально налетела на женщину с грудой картонных коробок в руках. Коробки попадали на тротуар, одна из них раскрылась, и из нее посыпались разноцветные резиновые шарики.
– Смотреть надо! – вскрикнула женщина скорее от неожиданности, чем от раздражения. Настоящей злости в ее голосе не было.
– Ой, извините! – Надежда кинулась подбирать рассыпавшиеся шарики. – Извините, задумалась...
– Надя? – Женщина с шариками замерла, уставившись на Надежду. – Надя Любимова?
– Лебедева... – привычно поправила Надежда Николаевна и вгляделась в ее лицо. – Ой, Лариса, это ты, что ли?