Труп выгоревших воспоминаний

– Твой кофе уже успел остыть, а Олег пока не давал нам определенной работы. – Пожал плечами Людовик. – Можно спокойно посидеть в заведении еще пару часов, размышляя о том громком деле, распутанным полгода назад.

Я не отказалась от горячего, только что приготовленного кофе. Кофе было моей слабостью. Я могла пить его в любую погоду и время суток. Оно помогало мне проснуться, заряжая бодростью и оптимизмом.

– Здесь не о чем говорить. – Возразила я. – Патологоанатом издевался над своими жертвами, вырезая легкие и сердце. Сердце он коллекционировал, оставляя как трофеи. Жаль, но нам так и не удалось выяснить, что он делал с легкими убитых.

– Могу предположить о поедании органов. – Выдвинул свою теорию Людовик, отхлебывая кофе.

– Гадость. – Кусочек сахара упал в жидкость. – Кто в здравом уме станет есть органы умерших?

– Микроволновка явно стояла неспроста.

– Но ведь он мог разогревать принесенный обед из дома. – Мой мозг не торопился соглашаться с выдвинутой теорией.

Я вздрогнула, вспоминая наше первое дело. Оно вызывало вопросы, касательно отсутствия легких у жертв, попавших на стол патологоанатома. Администрация больницы, в которой работал патологоанатом, отрицало любые факты об отсутствии органов при осмотре тел. Дело быстро замяли, сославшись на отказные родственников и психическую невменяемость врача.

Любой, кто хоть раз занимался журналистикой, оставил бы закрытое дело и не возвращался к нему. Но я с Людовиком время от времени заводили неприятный разговор. В моменты особой секретности мой напарник переходил на английский, стараясь избегать мест скопления туристов.

Я отпила горячего кофе, отставив недопитый холодный напиток в сторону. Кофе хорош собой лишь в момент горячести. При остывании, он теряет свой вкус и пить его не доставляет никакого удовольствия. Я избегала холодных кофейных напитков, не понимая всей их прелести, заманивающей покупателей.

В кафе играла тихая ненавязчивая музыка. В Париже, чуть ли не в каждом втором кафе, можно услышать проигрывающие американские песни. Редко я замечала и вслушивалась в современную французскую музыкальную индустрию. Успокаивающую умиротворенность нарушил громкий хлопок. Мы с Людовиком переглянулись. Он нахмурился, отодвигая недопитый кофе. Я последовала его примеру. Мы знали звук выстрела из пистолета. Услышав его один раз вблизи, выкинуть из головы уже не возможно. Посетители заведения засуетились, стараясь быстрее допить содержимое своих напитков, не забыв расплатиться и покинуть заведение. За всем переполохом, мы не заметили, как из неприметного коридора выскочила фигура в черном плаще и, никем не узнанная, спряталась в потоке снующих людей.

Взволнованная Мария встала с выходом, преграждая путь к отступлению. Людовик кивнул мне в направлении уборных, а сам поспешил переговорить с официанткой. Обычно, я дуюсь несколько минут, прежде чем выполнить приказ. Однако сейчас была не та ситуация чтобы перечить. Я опрометью кинулась в скрытое пространство, проходя мимо застывших школьниц.

Я с шумом открыла дверь и замерла, прикрывая рот рукой. Рядом со мной на полу лежал окровавленный пистолет. От пистолета тянулись линии крови. Линии находились не только на полу. Они распространились по всему помещению. На дверном крючке повесили обезглавленное и расчлененное тело убитой. Телом назвать остатки живой плоти было сложно. Крючок спокойно выдерживал туловище. Две руки жертвы плескались в толчке унитаза. Отрубленная голова с вырезанными глазными яблоками покоилась в раковине. Ноги были мудрено засунуты в сушилку для рук.

Я видела подобную кровавую расправу лишь в кино. Я медленно спускалась по окровавленной стенке, гадая куда же убийца успел расчленить детский труп и где глаза жертвы. Под мышлением не заметила как отключилась, потеряв сознание.

Пробуждаться от мимолетного сна неохотно. Мой организм сначала борется с тряской, а потом и вовсе открывает глаза, оказавшись под струей холодной воды. Мать, отдавая меня в университет, причитала и предупреждала о боязни мертвых тел у сильно впечатлительных особах. Она не раз умудрялась поставить ударение в неправильных словах, заправляя за мое ухо прядь выбившихся из косички волос. Я же в свою очередь отговаривала маму, говоря ей, что вряд ли я буду заниматься опасными делами и, в ближайшее время мне это ну никак не светит. Знала ли я что сглажу? Нет.

Совсем открыв глаза, я увидела перед собой Людовика, присевшего на корточках и держащего пустой стакан в руках с неимоверной для напарника заботой. Мои руки рефлекторно потянулись к макушке. Разумеется, волосы стали мокрыми, а по моему лицу еще капала непроизвольными каплями вода. Мой взгляд игнорировал протянутую руку помощи. Я посмотрела невидящим взглядом сквозь напарника. Дверь уборной оказалась заперта и перегорожена желтой лентой. Толпа людей топталась неподалеку. Они заинтересованно перешептывались между собой, временами поглядывая на нашу парочку, но спешить в коридор не собирались.