Трупный синод

Сейчас же перед гражданами Рима словно рушились устои мира, их взору предстал гниющий труп Формоза, с которого были содраны церковные одежды и заменены на светские, ибо сей грешник, как решил суд, преступным образом проник в лоно Святой Церкви. Прямо на глазах римлян был торжественно разрезан святой палий, а сам труп привязали за ноги к хвосту лошади, предварительно спеленав тело плащевой тканью, заботясь о том, чтобы во время тряски сгнившие члены Формоза не разметало по ухабистым римским дорогам. При этом, на протяжении всех описываемых процедур, над Латеранской площадью по-прежнему царила тишина, прерываемая лишь истеричными окриками исполнителей наказания и городской охраны, продолжавшей нести свои прямые обязанности. Атмосфера приобрела настолько гнетущий оттенок, что Сергий приказал монахам немедленно затянуть «Te Deum laudamus»94. Но вот все приготовления окончены, все ритуальные действия совершены, толпа расступилась, и сам папа Стефан Шестой возглавил эту отвратительную процессию, потянувшуюся прочь с площади Латерана.

За ним последовали все участники суда. Представители знати большей частью тоже отправились вслед. Одним из немногих исключений явился Адальберт Тосканский. Прежде всего, он пришел к резонному выводу, что с него хватит созерцательных удовольствий и что дальнейшее пребывание его подле Стефана Шестого только будет вредить его авторитету. Ну а затем, наблюдая за деловитыми перемещениями Теофилакта по Латеранской площади, ему пришла в голову сердобольная идея навестить так некстати захворавшую Теодору, чтобы прежде всего поддержать немощный дух больной свежими яствами и фалернским вином, ну а там уж как получится.

Процессия, сопровождаемая монотонными и унылыми церковными песнопениями, добиралась до Фабрициева моста почти два часа. Время от времени процессия останавливалась и глашатаи повторяли приговор Формозу, чтобы, таким образом, его услышали все кварталы старого Рима. Между тем, погода, и без того бывшая дождливой все эти дни, на этот раз совершенно испортилась. Поднялся ветер, и мелкий дождь постепенно превратился в косой, хлестко бьющий по лицу, ливень. В этот момент весьма кстати мог оказаться волшебный хитон евангелиста Иоанна, но о нем почему-то никто из участников процессии не вспомнил. Дороги окончательно развезло, и к концу пути чехол с трупом папы Формоза покрылся огромным слоем грязи и стал напоминать кокон какого-то гигантского насекомого. Процессия постепенно редела ввиду ненастья нахлынувшего на город, но исключительно за счет плебса и наиболее изнеженных светских лиц, ибо папа зорко следил за тем, чтобы все священники исполнили свой долг до конца. Время от времени папа неохотно делал знак своему сакелларию, который в тот же момент расстегивал кошель, доставал оттуда горсть меди и бросал в толпу. Благодаря этому, улицы Рима ненадолго оглашали благодарственные крики маргинальной черни, которая таким образом обеспечила Стефану видимость полновесного городского предприятия, одобренного его жителями.

В составе процессии понуро шел и тибуртинский священник Иоанн. Его на протяжении всех этих дней нещадно мучила совесть, в памяти постоянно всплывал печальный образ папы Формоза, укоризненно глядевшего на него. Бесчисленные молитвы и воспоминания об аналогичных примерах малодушия из истории древнего мира и Библии не успокаивали совесть Иоанна. Он пытался утешить себя тем, что его возможный демарш на Трупном синоде не имел бы ровным счетом никакого влияния на приговор, но жестокий прокурор в его душе взывал к примерам первых христиан, принимавших мученическую смерть во славу Христа, тогда как Иоанну смерть не грозила вовсе. Иоанн чувствовал себя в эти мгновения ничтожнейшим из живущих и покинутым всеми, он беспрестанно окидывал ищущим взглядом всю процессию в надежде увидеть взгляды поддержки и сочувствия либо к себе, либо к покойному понтифику, чей труп подвергался неслыханным оскорблениям. Наблюдения за толпой его немного приободрили — он ясно увидел, что в большинстве своем Рим воспринял решения Церкви с возмущением. По сути, суд над Формозом был поддержан исключительно сполетской партией, стремившейся устранить двоевластие в Италии, теми представителями церкви, которые были явно обижены Формозом, а также известной частью черни, которая бы поддержала даже Сатану, поднеси он ей лишнюю бутыль мутного вина или одари парой медяков.

Разглядывая сопровождающих, Иоанн обратил внимание на двух всадников, чьи лица были скрыты капюшонами. Всадники двигались несколько в стороне от процессии, явно стараясь сохранить инкогнито. Их сопровождали по двое слуг. Внимательно оглядев всадников, Иоанн дал себе зарок все оставшееся время не выпускать их из виду.