Трупоукладчик

Шофер мотнул головой, и я увидел, как в парадные ворота вкатывается знакомая мне служебная «Волга». Ба! Давно не виделись. Мы с Паниным были-таки правы, когда сажали «жучков» и пыряли колеса. Кто-то плотно идет по нашему следу, а следовательно, представляет опасность и для нас, и для нашего подопечного испанских кровей.

— А ну-ка, послушаем музыку высших сфер, — предложил я.

Панин меня понял — вытащил портативное радиоустройство, поколдовал над ним. Автомобиль проследовал мимо нас, я успел заметить в его салоне два целенаправленных профиля. Один из которых был мопсообразен.

— Уже двое, — тоже заметил Панин.

— Чтобы удобнее было менять колеса, — хмыкнул я.

— А что сейчас будет? — не выдержала Маргарита. — Мы их взрываем, что ли?

— Это в следующий раз, — успокоил я девушку.

Наконец Панин включил механику, и мы услышали на фоне шума мотора голоса:

— Вроде сюда? Тормози-ка.

— «Анонимный пункт»… Бр-р-р!..

— И не говори: найду этого бляденыша, кишки завяжу морским узлом…

— А я помогу.

— Ну, я пошел… Ты тут смотри… Ох, не нравится мне все это… Иду, как в жопу.

Раздался удар дверцы, кряхтенье водителя, его сладкий зевок…

Я представил выражение лица Венеры Костюк и её оскорбленные чувства, когда заявится мопс в кепке. Все с той же проблемой. И потребует предъявить журнал. С засушенным тараканом. Многое бы отдал, чтобы поприсутствовать при этой сценке. Да нельзя. Надо торопиться. Чтобы победить в этой гонке.

— Здорово! — проговорила Рита. — А это кто такие?

— Детка. Еще один такой вопрос, и ты пойдешь… — вспылил я. — Туда, куда… — кивнул на радиодинамик. — Ну, ты знаешь, куда.

— Подумаешь, — передернула плечами, — да я хоть сейчас.

— Поехали, — процедил я Панину. Вот связался черт с младенцем. Как бы мне не пришлось самому идти по адресу, нами услышанному. Давал же себе зарок… И вдруг услышал странный, шмыгающий звук. Что такое? Опять бензопровод? К счастью, нет. Это плакала Рита. Лучше бы она написала обличительную заметку. Про меня. Как об отрицательном герое своего времени. Тоже отрицательного. А два минуса, как известно, дают плюс. Положительный то есть знак. Быть может, поэтому, пока мы застряли у светофора, я перебрался на заднее сиденье и сказал с улыбкой жизнерадостного яппи, которого ещё не успели обобрать до последней нитки: — Хай? Как дела?

— Я… я, наверное, мешаю?

— Помогаешь, — сказал я.

— Ну да… — не поверила.

— Панин, нам Рита помогает или как? Только честно.

— Так это… помогает. Блинами… А кофейку там не осталось?

Лучше бы я не спрашивал. Впрочем, девушка отвлеклась, пытаясь облить портки и армейские башмаки водителя ещё горячим кофе. Это ей не удалось, а то бы, в противном случае, первый встречный столб наш. Был бы.

Когда мы благополучно продолжили путь, я попытался втолковать Марго, что мы не на сцене, где можно все перевернуть вверх ногами, даже переменить пол героям, и от этого никому ни холодно, ни жарко. Разве что публике, которая заходится от сценического стёба. В жизни же все намного сложнее. И страшнее. Здесь любая деталь, взгляд, шаг, настроение, погода, политическая ситуация, умозаключение, стечение обстоятельств играют свою важную роль. Вплоть до летального исхода. Для некоторых зазевавшихся счастливчиков.

Девушка внимала с интересом. Но, боюсь, я не был достаточно убедителен. Все уверены, что ничего плохого именно с ним, родным, не случится. Нет психологической подготовки к экстремальным положениям и ситуациям. Даже у тех, кто по своей профессии должен тушить пожары, ловить уличные банды, разгонять демонстрации, разбирать завалы после землетрясения и кропать проблемные статьи.

— О'кей, — сказала она. — Я постараюсь соответствовать прилагаемым обстоятельствам.

— Ну и хорошо, — с облегчением вздохнул я.

— А можно мне вопрос задать?

— Кому? — вздрогнул я.

— Тебе.

Я опечалился — вот так разбиваются надежды и сердца. Девушка почувствовала мою вселенскую грусть и попыталась её развеять:

— Ну, прости. Я же не Николаша.

— А при чем тут он? — не понял я.

— Я любопытная. И хочу все знать. А он и так все знает. Даже куда мы едем.

— Эй, чего вы там про меня? — неожиданно возмутился шофер. — Как что, так Панин!

— Крути колесо, водило, — хмыкнул я.

— А куда его крутить-то?

— Ааа! — торжествовала, хлопая в ладоши, Маргарита. — А вот и вопросик! А вот и вопросик!

Никогда бы не подумал, что пять минут назад этот детский сад обливался слезами. Нет, из меня педагог Ушинский, как из папы римского польский вор. Я попытался объяснить, что вопрос своевременен, поскольку мы находились на единственной трассе, ведущей из дальнего района в центр, и что я бы уже давно сообщил новый пункт назначения, да зарапортовался с ней же, детским садом…

— Да куда же крутить, командир? — заорал Панин. И выматерился. Про себя.

— В посольство.

— Куда?

— К посольству Испании.

— А зачем?

— Николаша, жми педали. И все! — И тоже выматерился. Про себя, разумеется.

А Рита, заливаясь смехом, подвела итог:

— Да у вас, товарищи, утро вопросов и ответов?!