Читаем Трус полностью

Д о р о ф е й (подымает на руки ребенка). Будь здоров, герой! Так говоришь - любишь пряники? Только уж теперь не знаю, скоро ли в городе буду. Будь здорова, хозяйка.

Н а т а л ь я. Будьте здоровы, Дорофей Назарыч.

Д о р о ф е й (улыбаясь, смотрит на Наталью). Спасибо тебе. Люди-то как растут, а? На глазах.

Н а т а л ь я (не понимая). Да. Шестой годок пошел.

Д о р о ф е й. Я не о том. Прощай, хозяин! Будь здоров. Ну и жена у тебя, Степан!

С т е п а н. Что жена? Жена как жена.

Д о р о ф е й. Министр! Умней тебя во сто раз.

Его провожают.

Вечер. Офицерский зал. Шебалин за пианино. В углу 

погрузившийся в чтение Золотарев. Остальные слушают

Шебалина.

Ш е б а л и н (поет).

"Утих столичный шум, растаяли огни,

Я снова погружаюсь в мир убогий.

Мираж рассеялся, и вновь мелькают дни

Столбами верстовыми у дороги.

Передо мной раскинулась дорога,

Во тьме огней не видно путевых,

На сердце у меня неясная тревога,

Душа полна предчувствий роковых".

С у щ е с т в о. Дивно!

Р ы д у н. Музыки я не понимаю. Но умею уважать всякое искреннее чувство.

Т и ц. Моя сестра учится в консерватории. У нас настоящий Бехштейн.

Ш е б а л и н. А в столовой висят часы. А за ужином муттерхен выдает вам рюмку кюммеля... А теперь вы перешли на коньяк, и я знаю все это наизусть.

Т и ц. Это... некорректно!..

Р ы д у н (в ужасе). Начинается! Да перестаньте вы!

Ш е б а л и н. А! Ссоры все равно не выйдет. Все предопределено. Вернется Романчук с коньяком. Коньяк надо пить. Отто Тиц будет плакать и петь бурлацкие песни, и мы, по истинно русскому обычаю, облобызаемся.

С у щ е с т в о. Такой интересный мужчина - и скучает.

Ш е б а л и н. Скучно, мисс. Людей нельзя подолгу оставлять наедине с собой. Они становятся беззащитными против миражей. Вы, конечно, понимаете мою мысль?

С у щ е с т в о (неуверенно). Д-да...

Ш е б а л и н. Я не сомневался в этом. Простите - что вы?..

С у щ е с т в о (фыркает). Мне так странно.

Ш е б а л и н. Я понимаю вас. Все так необычайно! Встретить в этом захолустье женщину вашей культуры, цельности...

С у щ е с т в о. Военные всегда смеются...

Ш е б а л и н. Я нисколько не льщу. Ведь не случайно, что в первый же вечер прапорщик Золотарев нашел в вас интересную собеседницу по философии Ницше. А вот я уже сколько времени безуспешно пытаюсь приобщиться...

З о л о т а р е в. Кажется, я просил оставить меня в покое...

Тиц хихикает.

С у щ е с т в о (светски). Вы говорили о...

Ш е б а л и н. О миражах, да. Боюсь, что мы все им подвержены, мисс. Вот Отто Карлович Тиц - мой личный друг. Широкая натура и патриот. Он, например, уверен, что в его жилах течет буйная славянская кровь и что он происходит по прямой линии от Владимира Святого...

Т и ц. Жорж! Это... некорректно!

Ш е б а л и н. Прошу прощенья. Или прапорщик Золотарев...

С у щ е с т в о. Костя - дивный мальчик.

Ш е б а л и н. Не спорю. Но, кроме того, он еще сверхчеловек и белокурый варвар. Кстати, должен вас предостеречь. Ницшеанцы очень жестоко обращаются с женщинами. Помнится, Заратустра рекомендует бить их плетью или таскать за волосы... Кажется, так?

С у щ е с т в о. Какой ужас!

З о л о т а р е в (вскакивает). Георгий Николаевич, я просил бы вас!..

Ш е б а л и н. Да? Что бы вы меня просили?

С у щ е с т в о. Не мешайте, Костя! Он так интересно говорит.

Золотарев садится.

Ш е б а л и н. С вашего разрешения, я продолжу свою мысль. Я знаю почтенных людей, которые уверены, что русская армия сегодня осталась той же, что при Суворове. Есть такой глубокий мыслитель Романчук. Он придерживается другого мнения, и я с ним согласен.

Р ы д у н. Поручик! Это выходит за всякие границы!

Ш е б а л и н. Клянусь, я никого не имел в виду.

С у щ е с т в о (задумчиво). Вы говорите - Романчук?

Ш е б а л и н. Да. Вы знакомы с его идеями?

С у щ е с т в о. Н-нет. Не помню...

Ш е б а л и н. Скажите - вы, вероятно, артистка?

С у щ е с т в о. Д-да!

Ш е б а л и н. Это чувствуется! Какая-то особенная тонкость, чувство изящного.

С у щ е с т в о (смелее). Я всегда любила красивое...

Р ы д у н (тихо Шебалину). Будет вам!..

Стук в дверь.

Войдите.

Входит Романчук со свертками.

Ш е б а л и н. Прекрасно. Накрываем стол. Вы не откажетесь принять участие в нашем скромном ужине? О, конечно, никто себе ничего не позволит...

С у щ е с т в о. Я всегда... с удовольствием.

Ш е б а л и н. Вы не представляете себе, до какой степени присутствие изящной женщины облагораживает мужское общество. Вы пьете вино?

С у щ е с т в о (хрипловато). Только легкие... из иностранных...

Ш е б а л и н. Чудесно! Романчук, что там у тебя? Коньяк? (Существу.) Вы не откажетесь быть на сегодняшний вечер нашей хозяйкой? Благодарю вас. Романчук, помоги даме.

Существо накрывает на стол. Романчук помогает ей,

рассматривая ее во все глаза. Существо поднимает на

него обеспокоенный взгляд.

Р о м а н ч у к (широко улыбаясь). Здравствуйте, Поля.

С у щ е с т в о (вздрагивая). Ты? Вы?.. Кто вы?..

Р о м а н ч у к (радостно). Как же!.. Иван со второго коридора. Знаете, в номерах-с?

С у щ е с т в о (беспомощно). В номерах? Н-не помню...

Ш е б а л и н. Романчук! Что ты там болтаешь?

Р о м а н ч у к. Как же! Мы же... хы!..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии