Трус

Т а т ь я н а. Да-да, Филипп Иваныч. Депеша, конечно... (Зажигает свет.) Я, кажется...

Р я б о й. Понятное дело, устали. (Вздыхает.) Легко ли!..

Т а т ь я н а (записала депешу в книгу, остановилась, подняла глаза на Рябого). Что "легко ли"? Вы о чем?

Р я б о й. Легко ли, говорю, на вашем-то деле... Ведь днем и ночью покою нет... Что вы так на меня глядите, барышня? Бог с вами!

Т а т ь я н а (улыбнулась). Я? Нет. Просто устала. (Возвращает разносную книжку.) Вот, возьмите... (Пауза.) Филипп Иваныч! Не слыхали... о нем?

Р я б о й (крестится). Вечная память, вечная память...

Т а т ь я н а (вскрикивает). Что?

Р я б о й. Вчера схоронили.

Т а т ь я н а. Какой ужас!.. Филипп Иваныч!.. Скажите... вы ведь знаете...

Р я б о й. Так точно, ужас. (Крестится.) А хоронили достойно, с офицерской почестью, под оркестр. Салют холостыми троекратно. Одна особочка там страх горевала.

Т а т ь я н а. Да-да... я понимаю. (Улыбнулась.) Какая я стала - ух! (Пауза.) А он? А этот... ефрейтор?

Р я б о й. В неизвестности. Все в воле божьей... (Сразу заторопился.) Будьте здоровы, барышня. (Выскользнул из аппаратной.)

Т а т ь я н а. В неизвестности. В неизвестности. В неизвестности.

Слышны шаги.

Кто там?

Голос Василия: "Я". Входит Василий.

Вася... (Хотела броситься к нему и остановилась, увидев лицо Василия.)

В а с и л и й (после паузы). Степан велел сказать: придет сейчас сюда Осип Иваныч. Пусть немедля идет на первый пост. Степан его ждать будет.

Т а т ь я н а. Зачем?

В а с и л и й. Надо. Скажите, чтоб сразу шел. (Хочет идти.)

Т а т ь я н а. Василий Павлыч! Куда же вы?.. Неужели вам больше сказать мне нечего?

В а с и л и й (отводит глаза). Неизвестно пока.

Т а т ь я н а. Вы на меня и не смотрите... Ну, скажите мне что-нибудь. (Приближается к нему.)

В а с и л и й (отводя глаза). Может, и есть - да не время.

Т а т ь я н а. А в глаза почему не смотрите? Тоже времени нет?

В а с и л и й (угрюмо). Не понимаю я, о чем вы говорите...

Т а т ь я н а. О чем? Скажите лучше - о ком? О Дорофее.

В а с и л и й. Что же говорить. Неизвестно пока.

Т а т ь я н а. В неизвестности? А может быть, все-таки скажете что-нибудь?

В а с и л и й. Говорить нам сейчас, Татьяна Осиповна, совсем лишнее. Молчать надо.

Т а т ь я н а. Молчать? Товарища под суд, и концы в воду - как хорошо! Думаете, я не видела, как вы пошли за ним... за этим?..

В а с и л и й (в ужасе). Тише, Татьяна Осиповна!.. Услышать могут, что вы делаете?.. (Озирается.)

Т а т ь я н а. Трус вы жалкий! А я-то думала... верила... (Закрывает лицо руками.)

В а с и л и й. Татьяна Осиповна, поверьте мне еще хоть самое малое время, час один. Я все разъясню... Разве я... эх! Да мне легче б пулю в лоб, а я должен, должен молчать, поймите вы...

Т а т ь я н а. Не верю я вам.

В а с и л и й. Верили же...

Т а т ь я н а. Больше чем верила - любила вас. Не знали? Да, любила. А теперь - презираю... Не смейте подходить ко мне. Подлец! Ведь знаете, что не донесу, не смогу донести на вас. Идите, радуйтесь.

В а с и л и й (сквозь зубы). Вот мука-то, вот казнь... (Оглядываясь.) Что хотите думайте, только тише, прошу вас...

Т а т ь я н а. Молчу, молчу, не бойтесь. (Пауза.) Что, рад? Успокоился? Напрасно. Партия спросит - не солгу, не покрою. Не посмею солгать.

В а с и л и й (прислушался). Идут! Так не забудьте передать - срочно на первый пост. (Выбегает.)

С перрона входит Углов.

У г л о в. Все сидишь. Никак заходил кто?

Т а т ь я н а. Степан за вами присылал. Срочно на первый пост.

У г л о в. Господи! Дня не пройдет, чтоб чего-нибудь не стряслось. Сейчас иду.

Т а т ь я н а. Папаша, скажите... Его осудят?

У г л о в (крестится). За преступление - кара. Все в воле божьей.

Т а т ь я н а. В воле божьей... А! Что в воле божьей?! Что в воле божьей?!

У г л о в (изумленно обернулся). Ошалела? Ты что, Татьяна?

Т а т ь я н а. За преступление - кара! Больше вам нечего сказать? Ну, что вы стоите?.. Идите, ждут вас!

У г л о в. Танюша, что с тобой? Господи!..

Т а т ь я н а. Идите, идите...

Углов уходит. Татьяна мечется по каморке. Подбегает к

эриксону. Покрутила ручку, прислушалась. Еще и еще

крутит ручку, добиваясь ответа. Аппарат молчит.

Перрон. Ночь. Полуосвещенные окна. Из офицерского

зала доносится романс. Ярко светится циферблат

перронных часов. На часах, у колокола, - Романчук.

Под часами, подняв глаза на циферблат, стоит Сафонов.

Часы показывают без двадцати час.

Р о м а н ч у к. Эй, слышишь, проходи!

Сафонов молчит.

Нельзя, слышь, стоять! Не велено. Оглох? Тебе говорю!

С а ф о н о в. Погоди. (Прислушивается.)

Р о м а н ч у к. Как так - "погоди"? Ты что - в себе?.. Вскорости поезд прибывает, звонить буду. Ты что, места своего не знаешь?

С а ф о н о в. Знаю. (Не двигается с места.)

Р о м а н ч у к. Да что же это такое в самом деле? Русский ты человек или нет? Часовой с тобой говорит - казенное лицо! При неподчинении - могу выпалить и отвечать не буду.

С а ф о н о в. Выпали. Я погляжу.

Р о м а н ч у к (вскидывает винтовку и опять опускает. Взмолился). Уйди, Кузьма. Честью прошу! Нельзя нынче. Не велено.

С а ф о н о в. Так-то лучше. (Подходит к нему.) Почему нельзя? Знаешь чего-нибудь?