Трущобы Петербурга

Молодой человек сел. Иван смотрел на его интеллигентное, слегка одутловатое лицо и довольно потертое пальто. Особенно он обратил внимание на его глаза, глядевшие с выражением глубокого горя и тоски.

— Здравствуй, Володя! — крикнул пробегавший мимо слуга, кивнув ему головой.

— Принеси стаканчик очищенной и рубца на закуску, — сказал Владимир.

— Разве богат сегодня?

— Есть немножко.

— Постой, — сказал Иван слуге. — Принеси-ка полбутылочки, а вам, молодой человек, и тратиться нечего, я побогаче вас.

— Благодарю вас, — ответил Владимир, — мы ведь не знакомы.

— На то и трактир — место общественное, где все знакомятся. Быть может, чайку не хотите ли?

Действительно, голодный и порядочно промерзший Корнев сильно хотел горячего чая, но у него в кармане был только гривенник, который он предпочитал истратить на водку. Потому он не знал, как и благодарить так кстати попавшего ему доброго человека.

Понятно, произошел разговор и взаимные расспросы, кто и откуда и так далее. Иван сказал про себя, что он недавно приехал из деревни и ищет себе место в дворники, и затем выслушал откровенный рассказ Владимира об его отце, у которого он влачил жалкое существование в качестве дворника, и обо всем, что нам уже известно. Иван слушал все это с глубоким сочувствием, покачивая головой и удивляясь крайней жестокости родного отца, безжалостно терзавшего своего сына.

— Значит, у вашего папаши и посейчас нет дворника?

— И посейчас, отец даже вывесил объявление, что нужен дворник, а такого покуда не находится.

— Вы сейчас где в настоящее время живете? — спросил Иван.

Владимир покраснел, немного замялся, но все-таки ответил:

— В доме Вяземского.

— Да, это плохо! А знаете, что мне сейчас пришло в голову?

— А что?

— Поступить к вашему отцу в дворники.

— Это можно, но вам у него не ужиться!

— Уживусь. С голоду помирать, пожалуй, не буду, потому что у меня у самого есть деньги, а кое-что для вас тут сумел бы сделать.

— Для меня? Но знайте, что моего отца трудно в чем-нибудь разуверить, а тем более что он твердо убежден, что я обокрал его. Представьте себе, что тетушка к нему ездила по этому поводу и ничего не могла сделать, тот только замахал руками и закричал: «Ты, мол, зря заступаешься за мазурика и зря его балуешь».

— Это ничего не значит, — сказал Иван. — Я с ним и разговаривать о вас не стану и буду так держать себя, что будто вас не знаю, есть ли вы на свете.

— Тогда что же вы намерены делать?

— Да ничего! У него есть отдельная дворницкая?

— Есть.

— Вот и хорошо! А коли будет дворницкая, то хозяин над нею буду я. А вы, вместо того чтобы по вяземским лаврам путаться, у меня будете ночевать, и хлеба-соли хватит для вас.

— Да это невозможно! — воскликнул Владимир.

— Ну, это посмотрим, меня тоже на мякине не проведешь. Так вот что, Владимир Иванович…

— Антонович.

— Владимир Антонович. Вы меня проводите до Петербургской и покажете, где этот дом?

— С удовольствием. Но только мне самому показаться страшно.

— И не нужно. Благо повешено там объявление, что нужен дворник, а там мы все устроим. А вы, в то время, когда буду торговаться с вашим папашей, подождете меня в ближайшем трактире. А на расходы возьмите пока рублик.

— Слушайте… мне так совестно…

— В нужде нет совести, она должна быть забыта, стыдно только воровать. Ну-с, берите целковый, рассчитаемся здесь и поедем. Как вы думаете, когда ваш папаша будет дома?

Владимир взглянул на стенные часы и сказал:

— К половине пятого, если на извозчике, мы будем там.

— Тогда наймем извозчика.

Через несколько минут они на извозчичьих санях мчались на Петербургскую. Они ехали по той улице, где находился дом Антона Федоровича Корнева.

— Глядите, что это там за народ? — сказал Иван, пристально вглядываясь вперед.

Действительно, далеко впереди около какого-то дома стояла толпа народа. Туда же спешили бегом люди. По-видимому, там случилось какое-то происшествие.

— Господи, да это около нашего дома! — воскликнул Владимир.

— Никак пожар?

— Нет, дыму не видать. Извозчик, ради Бога, поскорей!

Молодому Корневу пришла мысль, не случилось ли чего-нибудь с его отцом.

— Что там случилось? — спросил Иван у встречного прохожего.

— Антона Федоровича зарезали!

Владимир страшно побледнел и чуть не упал с саней, если бы его не поддержал Дементьев.

Вскоре они подъехали к воротам этого дома. Около них стояли городовые и дворники и не пускали никого во двор. Многие из толпы узнали Владимира и стали кричать:

— Вот сын его приехал! Пропустите!

Народ посторонился. Некоторые, видя в нем наследника богача, каким считался Антон Федорович, снимали шапки и кланялись. Городовые тоже все знали его. В калитке показался околоточный надзиратель.

— Что случилось с папашей? — крикнул ему Владимир.

— Он убит, по-видимому, сегодня ночью. Ждем следователя. Пройдите в дом. А вы кто такой? — взглянул он на Ивана.

— Он со мною. Пропустите, пожалуйста, и его, — сказал Корнев, вылезая из саней.

— Проходи!

На дворе толпились жильцы дома и опять полицейские. У входа во флигель, где жил старик, стояли пристав и его помощник и о чем-то горячо спорили. Они оба знали Владимира.