Трусливая Я и решительный Боха (СИ)

- Я слушаю, - мужчина, выпрямив спину, раздвинул ноги, словно две опоры. И, кажется, стул рухнет, он и не заметит… Да сколько можно? – Я заменю его. Не сама, а попрошу.

Вот тут глава охраны, наконец, эмоции человеческие проявил, произнеся крайне досадливо:

- В том то и дело. Замены нет пока.

- Да ладно! – вскинула я удивленно брови. – Замок большой.

- Так вы, Владетельная госпожа, из местных хотите брать? – глухо отозвался Хонза.

А что такого-то?

- Нет, побежим на рынок с Бозеной. И, Хонза, разве в том у нас сейчас проблема?

- Проблема, - кашлянул в кулак собеседник и как-то странно осторожно уточнил. – А со старым что делать будем?

- А что вы тут в подобных случаях предпринимаете? Ну, на костре сожжем его или в печи.

- На костре или в печи, - и мужчина, вдруг, резко встал. – Если надо. Но, сразу хочу сказать, публичности нам стоит избежать. Не те грехи. А самые тягостные еще стоит доказать. На это нужно время.

- Нужно время… - да что здесь происходит? – Хонза? А ты о чем вот сейчас?

- Я? - будто через прицел сощурился на меня глава охраны. – О господине казначее. Его нам убирать сейчас нельзя, покуда доказательств по продаже в Зайре нет… А вы о ком?

- О стуле! – выдохнула я. Мужчина потрясенно выкатил глаза. Да мы закончим ли сегодня? – Сядь!

И, вдруг, сама представила: господин Матус, привязанный к столбу на площади, дрова березовые под ним в виде педантичной горки. И они вмиг вспыхнули, обхватив обреченную фигуру. Да так, что портки казначейские засияли. На закате. Почему-то непременно на закате. Ну а потом водой с головы до ног и в тёмную тюрьму! В тех же самых опаленных показательных портках… Здесь в кабинете пыль завелась со странным воздействием на психику? Или вопрос о команде стоит уже на самой-самой грани разуменья?

- Значит, так. За господином казначеем необходимо регулярно следить. Иначе кроме коридорных штор и броши фамильной нам предъявить и нечего будет вернувшемуся Государю. А продажа чудодейственных камней, это – да. Статья совсем другая в Правдаслове[1]. Не воровство, а измена Родине, если считать источник исцеленья национальной силой, а его покупателей в Зайре – потенциальными военными противниками Крайлаба.

- Графа пятнадцатая, - выдал Хонза. – А там и…

- Костер? – холодея, уточнила я.

Мужчина глянул на меня рассеянно, но через миг взбодрился:

- Нет. Эшафот.

Вот уж, действительно, влип, так влип. Размах деяний подразумевает аналогичную ответственность.

- Ясно… У меня вопрос. Пока последний.

- Я слушаю, Владетельная госпожа.

- Ты согласился с тем, что господин Матус – неблагонадежная сомнительная личность. В чем причина?

- Я многое вижу, - сосредоточенно потёр ладони Хонза. – И пусть на должности такой почетной лишь после возвращения к нам Государя, до этого много годов служил старшим второй охранной смены. И… именно там, на постах у главных хранилищ… - замолчал мужчина, вдруг, вскинув на меня свои бездонно черные глаза. – Там в закутке подвальном есть небольшая комнатка, в которой сидит ежедневно старшая из дочерей нашего казначея, Собеска. И он ей доверяет безмерно. Ей и тем книгам, что она ведет. Я это понял из обрывков их бесед.

- Вторая бухгалтерия, - зловеще улыбнулась я.

Глава охраны вновь внимательно прищурился:

- Бухгалтерия? Это – доходы и убытки? Настоящие?

- Угу.

- Понятно. При наместнике господин Матус был не так опаслив. И хоть они воровали оба, но в разные стороны всегда тащили. Они, да и еще Дорота, - хмыкнул Хонза.

Я кивнула. Мне показали уже этот, впечатляющих размеров склад на дальнем чердаке над женской половиной замка. «Подальше от жаднючих сволочей». Дорота верила, что жизнь нормальная законная вернется. Я тоже уверовала в её «нормальность» (хотя бы относительную), после того как разглядела среди рядов из старинных дорогущих ваз, резных трюмо и пыльных гобеленов ванну. Медную. О-о! Жизнь нормальная! Так, о чем я?

- Я видела.

- Я знаю, моя госпожа, - кивнул мужчина. – А что до остального, то времени мне не хватило до отъезда Государя, чтобы открыть ему всю правду. А теперь…

- Есть Зайра! – выдали мы в унисон и оба же скривились будто языками зацепили сочный срез лимона.

Ну да. Воруют в удовольствие одни, а другим лишь остается разбираться с их деяниями брезгливо. Где справедливость?

- Хонза, отобедаешь со мной?..

Мне всё безоговорочно нравилось сегодня. И пасмурное утро за окном в прохладной мальской. И аромат горячих сладких пирожков, и скатерть с длинной бахромой, и улыбка у смущенного Алеша (он зуб молочный потерял)… «Благодарю тебя. Я снова на ногах и в седле»… Мне нравилось… «Благодарю…». И не из-за вчерашнего письма от Бохи. Не-ет. «Благодарю тебя, мое Сердечко…

- Йох! Да ты ж меня не слышишь. Дарья?!

- Я услышала, - и пора уже собраться с мыслями! Ведь некогда и-и… ни к чему.

- Ну вот и хорошо, - а еще немедля сделать вид, что не заметила внимательно-смешливого прищура глаз Бозены, уже поднявшейся из кресла. – Я ненадолго. Лишь до книгохранилища за разрешением и сразу же назад. Ты тут без меня…