Среди скал, в плену туманов,Мхов, лишайников и сосен,Легендарный ГайаватаМрачно бродит меж утесов,Изнывая от похмелья,Матерясь да чертыхаясь,И счищая с мокасиновТо, что пингвин здесь напрятал.Вновь тотальная непруха,Вновь утраты и потери,Рыбья кость в индейском горле,Геморрой в геройской жопе.Вдруг, о чудо, из тумана,Потрясая томагавком,Весь в блатной татуировке,Вышел некто краснокожий.В бубенцах и прочих феньках,На башке сплошные перья,Майка с ликом Че Гевары,С боку барабан «Амати»Да сопелка «Страдивари».И, конечно, хит сезона —Гульфик, скроенный из мехаМексиканского тушкана.А в тяжелом ожерельеМеж когтями Винни-ПухаИ клыками Чебурашки —Две медали «За отвагу».Он, назвавшись Дон Хуаном —Сулейман-Берта-Маршей —Бен-Сантаной Кастанедой,Заявил, что недоволенОн камрадом Гайаватой.Шандарахнул томагавкомПо закрытой Сахасраре —Долго слушал гул набата.Возопил, как сто койотов,Проклиная Гайавату,Кроя матом трехэтажнымИзумленного героя.Глянул грозно, но смягчился,Опростав бутыль текилы.Ткнул тяжелою рукоюГайавате меж лопатокИ сказал: «Здесь – точка сборки!Ты смести ее порезчеИ почувствуешь, как в чакрахЗаиграет Кундалини —Вихрь божественных энергий,Силой, свежестью сметаяВсю фигню, что накопил тыВ дни обжорства и разврата.Станешь ты подобен Богу,Сможешь властно править Миром.Заимеешь все, что хочешь,А не только баб да водку.Только не перестарайся!» —Так сказал шаман суровыйИ исчез, наполнив воздухПряным ароматом пёра.Обалдев от потрясенья,Приступ голода почуяв,Фунт медвежьего беконаИ соленого лососяПоглощает Гайавата.Тут же, явно не подумав,Молча, залпом выпиваетЛитр бизоньего кумыса.И среди раздумий тяжких,Вдруг почувствовав томленье,Заметался ГайаватаМеж утесов и расселин.В безысходности желанийНепонятных, неуемных.Вихрь энергий в точке сборкиОщутил между лопаток.А в районе АнахатыЗабурлило, заигралоЧто-то, требуя смещенья!Гайавата поднапрягся:Взрыв – и жаркою рекоюЗаструилась Кундалини,Растекаясь по штанинам,Заливая мокасины…И в блаженстве облегченья,Простирая руки к Небу,Благодарный ГайаватаТихо прошептал:«ПО-ПЁР-ЛО!»