Впрочем, лодка, как это можно было предвидеть, прекрасно выдержала тяжесть машины. Она погрузилась в воду не особенно глубоко. Машина Дюранды, хотя и была тяжела, все же оказалась легче камней и пушки, привезенных когда-то Жиллиатом с острова Герм.
Все было окончено. Оставалось только отправиться в путь.
Вслед за успехом – неудача
Однако это был не конец.
Дело, казалось, ясное: нужно открыть вход в пролив, загороженный висячим плотом, и вывести барку в открытое море. Каждая минута дорога. Ветер был слабым, море – спокойным: тихий вечер предвещал прекрасную ночь. Приближался отлив: момент – самый удобный. Можно было покинуть Дуврские скалы во время отлива и подойти к Гернзею в часы прилива. А к рассвету лодка доплывет до Сен-Сампсона.
Но на пути возникло неожиданное препятствие. В предусмотрительности Жиллиата оказалась прореха.
Машина была свободна, однако труба оказалась в плену.
Прилив, приблизивший барку к висящим в воздухе обломкам, уменьшил опасность спуска и облегчил спасение машины; но, благодаря тому, что расстояние уменьшилось, верхушка трубы застряла в квадратном отверстии, прорубленном в кузове Дюранды. Труба оказалась в клетке.
Услуга, оказанная морем, бесследно исчезла. Казалось, море, безропотно подчинившееся человеку, затаило злобную мысль.
Правда, беда, причиненная приливом, была поправима: ее должен исправить отлив.
Труба, имевшая три сажени в вышину, входила в остов Дюранды на восемь футов. Уровень воды при полном отливе понизится на двенадцать футов; таким образом, во время отлива между верхушкой трубы и Дюрандой образуется расстояние в четыре фута, вполне достаточное для того, чтобы беспрепятственно пройти.
Но сколько времени уйдет на освобождение? Шесть часов.
Через шесть часов будет почти полночь. Как можно решиться в такой час начать плавание по этим опасным местам, как пройти среди рифов, которые столь коварны даже днем, как рискнуть в глубокой тьме лавировать среди подводных ловушек, таящихся на каждом шагу?
Поневоле приходилось ожидать до утра. Потеря шести часов влекла за собой потерю еще двенадцати. Нечего было и думать о том, чтобы открыть вход в пролив. Загородка была необходима на время следующего прилива.
Жиллиат был вынужден отдыхать.
За все время, проведенное им на Дуврских скалах, ему ни разу не доводилось сидеть сложа руки.
Этот вынужденный отдых огорчал и раздражал Жиллиата, и ему казалось, что он кругом виноват. Жиллиат думал: «Что сказала бы обо мне Дерюшетта, если бы видела, как я сижу и бездельничаю?»
Впрочем, ему было вовсе не вредно пополнить силы.
Барка теперь в его распоряжении, и он решил провести в ней ночь. Жиллиат взобрался на Большой Дувр, чтобы взять свою овчину, спустился, поужинал несколькими раковинами и морскими орехами, выпил последнюю каплю пресной воды из жестянки, завернулся в овчину, лег, как сторожевая собака, подле машины, надвинул капюшон на глаза и заснул.
Он спал крепко. Так спят люди, завершившие трудное дело.
Предостережения моря
Посреди ночи он внезапно проснулся и открыл глаза.
Дуврские скалы над его головой были ярко освещены. На черных каменных массивах лежали отблески какого-то огня.
Откуда шел этот свет? От воды.
Море выглядело необычайно. Казалось, вся его поверхность охвачена пожаром. Повсюду, куда только хватало глаз, волны пылали. То не было красное пламя, оно нисколько не походило на живое полыхание, вырывающееся из горнов или кратеров вулканов. Ни ж'aра, ни треска, ни пурпурового цвета; синеватые полосы на волнах напоминали складки савана; бледный, мертвенный свет дрожал на поверхности воды: это был не пожар, а лишь призрак пожара.
Блуждающий огонь, свет, озаряющий по ночам гробницы, пламя, являющееся во сне. Как будто воспламенившаяся тьма. Ночь, беспредельная, мутная ночь, походила на топливо для этого холодного огня. То был странный свет, сотканный из темноты. Тень казалась неотъемлемой частью призрачного пламени.
Ламаншские моряки хорошо знают эти фосфорические явления, таящие опасности для мореплавателя.
При таком свете предметы утрачивают свои реальные очертания. Игра света делает их прозрачными. Утесы начинают казаться лишь контурами, канаты от якорей похожи на железные полосы, раскаленные добела. Рыбачьи сети словно сплетены из огненных нитей. Половина весла как будто сделана из черного дерева, другая, находящаяся под водой, – из серебра. Капли воды, падающие с весел, освещают морскую поверхность звездами. Плывущая лодка оставляет на поверхности моря огненный след наподобие кометы. Промокшие матросы кажутся таинственными светящимися существами. Погрузив руку в воду, вы извлекаете ее, покрытую жидким пламенем; но огонь этот мертв и не жжет. Рука превращается в горящую головешку. Все предметы, погруженные в море, горят. Пена мечет искры. Рыбы становятся огненными языками и молниями, извивающимися в бледной глубине.
Этот странный свет проник сквозь смеженные ресницы Жиллиата и разбудил его.
Он проснулся как раз вовремя.