Труженики моря

Тут и Жильята пробрала дрожь. Есть что-то фантастическое в громе. Эта грубая реальность, возникающая в призрачных краях, повергает в ужас. Как будто с грохотом упала мебель в жилище сказочных великанов.

Ни одна искра не сверкнула в небе при этом страшном ударе - то был как бы черный гром. Снова все затихло. Наступил перерыв, точно для выбора позиции. Потом медленно, одна за другой, вспыхнули страшные, бесформенные молнии.

Немые молнии. Грома не было. При каждой вспышке все озарялось. Облачная стена теперь стала пещерой. В ней виднелись своды и арки. Там можно было различить чьи-то силуэты.

Выступали какие-то чудовищные головы, вытянутые шеи, слоны с башнями на спинах; все это, промелькнув, исчезало.

Прямой, округлый и черный столб тумана, увенчанный шапкой белого пара, прикидывался дымящейся трубой огромного затонувшего парохода, разводившего пары под водой.

Колыхались облачные полотнища. Чудилось, это реют знамена. В самом зените, сквозь редеющую толщу мглы, можно было различить недвижное ядро плотного тумана, непроницаемого для электрических искр, - отвратительный зародыш во чреве бури.

Жильят внезапно почувствовал, как порыв ветра взметнул его волосы. Несколько крупных капель дождя пауками расползлись вокруг него по скале. Затем раздался второй удар грома. Поднялся ветер.

Терпение тьмы лопнуло; первый удар грома всколыхнул море, второй удар раскроил облачную стену сверху донизу, образовалась пробоина, - оттуда хлынул ливень. Расщелина превратилась в раскрытую пасть, брызгавшую дождем и изрыгавшую бурю.

То была страшная минута.

Потом - ураган, вспышки молнии, залпы грома, вздыбленные до облаков волны, пена, треск, исступленные корчи, вопли, рычанье, пересвисты - все сразу. Сорвавшиеся с- цепи чудовища.

Ветер грохотал и выл. Дождь не лился, он обрушивался.

Для несчастного, который очутился, подобно Жильяту, с нагруженной лодкой в ущелье меж скал среди открытого моря, более угрожающего мгновения быть не могло. Опасность прилива, побежденного Жильятом, нельзя было сравнить с опасностью бури.

Жильят, вокруг которого разверзлась бездна, оказался в роковую минуту перед угрозой величайшего бедствия искусным стратегом. Он нашел опорную точку в расположении самого противника: он вступил в союз с Дуврским утесом; риф, его бывший враг, стал его секундантом в ужасном поединке. Жильят подчинил его себе. Гробницу Жильят превратил в крепость. Он создал бойницы в этом чудовищном морском лабиринте. Он был осажден, но за каменной стеной. Он как бы стал лицом к урагану, защитив рифом тыл. Он забаррикадировал теснину - улицу волн. Впрочем, это было единственное, что ему оставалось делать. Быть может, баррикады образумят океан, как и всякого деспота. Ботик был защищен с трех сторон. Стоя на трех якорях, словно стиснутый двумя внутренними стенами рифа, он с севера прикрывался Малым Дувром, а с юга - Большим, этими дикими громадами, привыкшими скорее устраивать кораблекрушения, нежели предотвращать их. На западе его охранял заслон из балок, принайтовленный и прибитый гвоздями к скалам; то было заграждение испытанное, победившее лютый натиск прилива, настоящие крепостные ворота, боковыми столбами которых служили скалы - оба Дувра. Тут бояться было нечего. Опасность угрожала только с востока.

На востоке стоял лишь волнорез. Волнорез - это аппаратраспылитель. Его необходимо снабдить, по крайней мере, двумя решетками. Жильят уепел построить только одну. Он возводил вторую в самый разгар грозы.

К счастью, дул северо-западный ветер. Порою море допускает оплошность. Этот ветер, древний норд-вест, не добился успеха, налетая на Дуврские скалы. Он штурмовал риф сбоку и не гнал волну ни к одному, ни к другому входу в ущелье; вместо того чтобы ворваться в эту океанскую улицу, он разбивался о гранитную стену. Буря повела атаку неправильно.

Но ветры постоянно меняют фронт, и следовало ожидать внезапного нападения. Если нападение начнется с востока до того, как будет достроена вторая решетка волнореза, грозная опасность неотвратима. Буря вторгнется в пролив между скалами, и тогда конец всему.

Ошеломляющий грохот нарастал. В бурю удар следует за ударом. В этом сила ее, но в этом и ее слабость. Она - воплощение бешенства, поэтому разум берет над ней верх, и чело. век защищается. Но как сокрушительна эта сила! Нет ничего беспощаднее. Ни отсрочки, ни перерыва, ни перемирия, ни передышки. В расточительности того, что неисчерпаемо, таится какая-то низость. Чувствуется, что здесь работают легкие самой бесконечности.