Пока племянница была девочкой, а дядя - бедняком, никто и внимания не обращал на имя "Дерюшетта", но, когда девочка превратилась в барышню, а матрос - в судовладельца, имя Дерюшетта стало оскорблять слух. Оно удивляло. У Летьери спрашивали: "Что за имя Дерюшетта?" Он отвечал: "Имя "как имя". Много раз его уговаривали дать ей другое имя, но Летьери не соглашался. Как-то одна красивая дама из "великосветского" сенсансонского общества, жена богатого кузнеца, ушедшего на покой, сказала Летьери: "Я буду называть вашу дочку Напси". На это он ответил: "А почему бы не Лон-леСонье?" Но красавица не отступила и на другой день сказала ему: "Мы решительно не желаем никаких Дерюшетт. Я придумала прелестное имя для вашей дочки - "Луиза". - "Что правда, то правда, прелестное, - согласился Летьери, - да только как бы люди не стали судачить: гоняются, мол, женихи не за Луизой, а за ее луи золотыми". И Дерюшетта осталась Дерюшеттой.
Вы ошиблись бы, заключив из этих слов, что Летьери не хотел выдать племянницу замуж. Нет, он охотно выдал бы ее замуж, но по своему вкусу. Он мечтал, что муж у нее будет работяга, человек его склада, а что сама она будет жить в праздности. Ему нравились мужчины с мозолистыми руками и белоручки женщины. Он воспитывал Дерюшетту, как барышню, чтобы она не портила своих хорошеньких ручек. У нее был учитель музыки, было фортепиано, книги, рабочая корзинка с иголками и мотками ниток. Шитью она предпочитала чтение, чтению - музыку. Этого и хотел месс Летьери. Очарования - вот чего он от нее требовал. Он растил ее, как растят цветок, а не женщину. Тому, кто изучал нравы моряков, это понятно. Грубое тянется к изысканному. Для осуществлен ния идеала дядюшки племянница должна была стать богатой. Этого и добивался Летьери. Для этой цели и работала его огромная морская машина. Он заставил Дюранду готовить приданое Дерюшетте.
VIII
Песенка "Славный Данди"
У Дерюшетты была самая уютная комната в "Приюте неустрашимых", в два окна, с видом на сад и на высокий холм, увенчанный замком Валль, комната, обставленная гнутой мебелью красного дерева, с кроватью, украшенной пологом в белую и зеленую клетку. По другую сторону холма приютился "Дом за околицей".
В комнате у Дерюшетты стояло фортепиано, лежали ноты. Она аккомпанировала себе, когда певала свою любимую песенку, протяжную шотландскую мелодию "Славный Данди"; печаль заката в напеве и радость утренней зари в голосе звучали удивительно нежным контрастом; люди говорили:
"Мисс Дерюшетта музицирует", - а прохожие, что шли мимо холма, бывало, останавливались у садовой ограды "Приюта неустрашимых" послушать свежий голосок и грустную песню. Дерюшетта была сама радость, порхающая в доме. Она создавала в нем вечную весну. Дерюшетта была красивая, впрочем, скорее хорошенькая, впрочем, скорее всего обворожительная девушка. Старым лоцманам, добрым приятелям месса Летьери, она напоминала принцессу из солдатской и матросской песенки; "до того была мила", что слыла в полку за красотку. Месс Летьери говаривал: "косища у нее с якорный канат".
Она была прелестна с самого детства. Долго побаивались за форму ее носа, но девочка, очевидно, задалась целью стать хорошенькой и своего добилась; переходный возраст не выкинул с нею скверной шутки; носик у нее был не длинен и не короток, и, повзрослев, она по-прежнему была очаровательна, Дядю Дерюшетта звала не иначе, как отцом.
Он терпел кое-какие ее наклонности к садоводству и даже хозяйству. Она поливала клумбы со штокрозами, пунцовым девясилом, яркими флоксами, багряными цветами любимтравы, выращивала розовый барбарис и розовую кислицу; гернсейский климат благоприятен для цветоводства, и он был ей в помощь. Ее -алоэ, как у всех, росли прямо под открытым небом; ей удалось, - а это было труднее, - вывести тибетскую наперстянку. Маленький огород был в образцовом порядке; вслед за редиской поспевал шпинат, а за шпинатом горошек; она знала, когда надо сеять цветную голландскую капусту и капусту брюссельскую, которую пересаживают в июне, репа у нее поспевала в августе, цикорий - в сентябре, круглый пастернак - к осени, а рапункул - к зиме. Месс Летьери позволял ей заниматься огородом, но строго-настрого запретил долго возиться с лопатой и граблями и самой унавоживать землю.
Он нанял для нее двух служанок с чисто гернсейскими именами: Дус и Грае. Обе работали по дому и в саду, и им не возбранялось иметь красные руки.