Ц-5 (СИ)

— Олег, конечно, козел, но и Инка — коза! И дура! Ох, какая же дура… — Лариса горестно покачала головой, и вздохнула. — Всё так запуталось… В январе она сделала аборт. Испугалась, что беременность помешает съемкам! Ну, вот что ты скажешь… Был жуткий скандал, маме «скорую» вызывали… Инку даже хотели выгнать за аморалку, но Гайдай молодец, отстоял. Я тогда чуть не чокнулась, правда! Спала часа по три, а днем — дурдом полнейший! Инка в истерике, Олег в истерике, вся съемочная группа в истерике! Рассказывали даже, что Вицин хотел морду Олегу набить, но вроде оттащили. Жена Видова сразу подала на развод, Олег неделю за Инкой бегал, чуть ли не силком в ЗАГС приволок, и их моментом расписали… Говорят, по прямому поручению Демичева. Вот только свадьбы никакой не было…

Выговорившись, Лариса затихла, сникая. Я обнял ее, и девушка тут же расплакалась — навзрыд, трясясь, всхлипывая и причитая.

Мои руки будто сами погладили ее по голове, по спине — было жалко старшую сестричку. А вот младшую — нисколько. И вовсе не потому, что предала… изменила… предпочла… Нет. Просто, когда слышишь о чужом несчастье, душа дрогнет далеко не всегда. Чье-то горе тронет тебя, а чье-то оставит равнодушным. Инна, Инна… Мне казалось — мы с нею идем навстречу друг другу, а вышло, что разминулись — и отдаляемся. Зона отчуждения между нами растет — не одолеешь, да я и не хочу. Пускай мой роман о любви останется недописанным…

— Ну, не плачь, не надо… — проговаривал я ласковые пустяки. — Всё же хорошо, чего ты?

Чумазые кочегары вышли курнуть, но, видя такое дело, обратили разудалые матерки в смущенное покашливание, и удалились, стараясь не грюкать кирзачами.

Вечер того же дня

Первомайск, улица Карла Либкнехта

Углепластика КМУ-4 на Киевском авиазаводе в Святошино было, как гуталина у Матроскина — ну, просто завались! Помогла нерасторопность планового производства — пока химзаводы раскачались, пока выдали углеродное волокно, многие детали на «Ан-22», должные, по идее, стать карбоновыми, быстренько выпустили в металле. Военные ждать не умели.

И Ромуальдыч привез целых два ящика пластин из углепластика. Незаменимый человечище!

— Изя, ты куда трубки дел? — глухо донесся голос из коридора, сопровождаясь звонким клацаньем.

— Я ж их тебе положил! — завопил Динавицер.

— Куда?

— Сюда! А, вот они, скатились…

Я мельком улыбнулся, пробираясь к столу. Мой кабинет все больше напоминал съемочную площадку «Терминатора» — на столе и в углу блестели полировкой суставчатые, коленчатые «ноги» модульных протезов. Те грубые, выструганные из дерева изделия, что пугающими обрубками были свалены в нынешних протезных мастерских, не слишком эволюционировали со времен одноногого Джона Сильвера. А тут… Я довольно усмехнулся — будет, с чем в Москву ехать!

— Альбина! Обмеры точные?

— Ой, да вы что? — обиженно отозвалась Ефимова. — Конечно, точные!

Ромуальдыч кивнул, и отобрал нужные силиконовые чехлы.

— Как раз под гильзы… Нормально всё? — развернулся он ко мне.

— Нормально… Подогнал под каблук. Если дома босиком, то вот, — я постучал по регулируемой щиколотке, — переключается клавишей. А гидроцилиндр — больше для удобства. Когда дед Егор сядет, то мысок стопы вот так встанет, — показал на пальцах, — как на живой ноге.

— Не дай бог без ног остаться… — проворчал Вайткус.

— Без рук еще страшней.

— И не говори… — Ромуальдыч приблизил к глазам листок, разбирая мой почерк. — «Пяти…осный коленный модуль с гидравлическим контролем фазы переноса и фазы опоры…» С переносом понял — чтобы ходить с разной скоростью. Так? А опора?

— А это… — я намертво закрутил клапан. — Ух… Это для подгибания. Когда по лестнице идешь или с горки… Всё!

Вайткус смешливо хрюкнул.

— Ты уже третий раз говоришь: «Всё!»

— Теперь уже точно, — выдохнул я и очень бодро вопросил: — Где наш испытатель?

— Внизу ждет, — доложил торчавший в дверях Женька. — Жутко волнуется! И жутко стесняется.

— Девочек выгоним, — сурово сказал я. — Понесли!

И мы торжественно промаршировали в мастерскую, неся модульники на руках.

Собрались все наши — еле протолкнешься. Пришатнувшись к Рите, я тихонько сказал:

— Уведи девушек. Дед в одних трусах… Мы вас позовем.

Сулима серьезно кивнула, и без церемоний вытурила весь наш малинник. Девчонки оживленно шушукались, хихикали, но ни одна не повысила голос — наши подружки отличались не только прекрасными внешними данными, но и сообразительностью.

Стало заметно тише, но градус волнения не упал.

Егор Пименович сидел на диване, одеяльцем прикрывая культи, как срам. Момент истины…

— Начали! — выдохнул я. — Вставляем… Закрепляем…

Бледный фронтовик едва дышал, неловко заталкивая то, что осталось от молодых, крепких ног в приемные гильзы.

— Мягко… — пробормотал он, розовея. — Приятно даже…

— Зафиксировали? Встае-ем…

Дюха помогал деду Егору слева, а Ромуальдыч страховал справа. Шевельнув ногой, инвалид переставил стопу из упругих карбоновых деталей, и покачнулся.

— О-ох!