Тсалмот

Нужное место я нашел довольно просто; я десятки раз проходил здесь, не замечая его. Обычная лавчонка, в этой части Адриланки таких полно: небольшое капитальное кирпичное здание, пара столов на улице перед входом, и на столах разложены отрезы ткани и мотки пряжи. Сегодня, однако, столов не было, а дверь оказалась закрыта. В знак траура по брату? Быть может. Я поднял взгляд, проверяя, есть ли над лавкой жилые комнаты; да, есть. Нашел хлопушку и потянул. Подождал минут пять и услышал изнутри шаги.

Высокий парень, длинные темные волосы отброшены назад; одет просто, в красное и серебряное, только на голове белая траурная повязка. Лицо, как говорится, из разряда «скулы переходят в подбородок», однако я тут же решил не делать замечаний на тему длинных физиономий, ибо посмеемся только мы с Лойошем, а делу оно не поможет. Когда он отворил дверь, заготовленная фраза «мы закрыты» умерла не сказанной, потому как он узнал меня. Я его — нет, но это нормально.

— Простите, сударь, мы сегодня не работаем, — проговорил он.

— Извините, что нарушаю ваш траур, но могу я оторвать вас на пару минут для разговора? Это личное.

Судя по виду, он скорее пригласил бы в дом дзура — астматика, но все же кивнул, поклонился и отступил на шаг. Несколько недель назад мне бы такого уважения не оказали; вот что могут сотворить несколько трупов. Хотя, как по мне, это больше доказывает то, сколь суеверны многие люди. Им кажется, что проявление неуважения к парню, который оставляет ножи торчать в людях, притягивает беду. Я последовал за ним вверх по лестнице. Его плечи задевали за стены справа и слева; мои — почти задевали. Хорошо, что драгаэряне отличаются стройностью, знаю я нескольких упитанных выходцев с Востока, которые тут не протиснулись бы.

Апартаменты у него оказались небольшие — кухня вроде моей, маленькая гостиная, а за углом, вероятно, спальня. На стене висела парочка пси — эстампов: на одном океанские волны, словно мокрые и живые, разбивались о скалы; на втором два парня, дзур и тиасса, сидели в захудалой пивнушке и вроде как над чем — то тихо посмеивались. Кажется, в этой пивнушке я бывал.

Я даже зауважал собеседника за то, что у него есть своя кухня. У меня, как я уже говорил, тоже есть, и у Коти, но вообще — то подобное встретишь нечасто. Факт в том, что его апартаменты были довольно похожи на мои, и это тут же напомнило мне, что надо бы обзавестись новыми, раз я делаю важный шаг вперед. Надо соответствовать, понимаете?

— Чем могу быть полезен, господин Талтош? — вопросил он, указывая мне на удобного вида стул. На который я и опустился.

— Ах вот как, вы меня знаете? — изобразил я удивление.

Он поклонился и остался стоять.

Я проговорил:

— Как я уже сказал, ненавижу заводить разговоры в такое время. Однако ваш брат…

Он кивнул, ожидая.

— Он был должен мне денег.

Испуганным он не выглядел, но обеспокоенным — да, как будто я вот сейчас начну ломать кости или что — то в том же роде, а этого, по уже упомянутым мною причинам, делать я не собирался.

— Восемьсот империалов, — сказал я. — А для меня это немалая сумма.

Знаете, у меня ведь семья. — В принципе правда, считая семьей Лойоша. А раз уж я женюсь, вскоре семья моя станет еще больше. — Вот я и подумал, возможно, когда вы будете разбираться с наследством, вы заодно посмотрите, хватит ли там, чтобы как — то покрыть этот долг.

— Посмотрю, сударь, — пообещал он не слишком уверенно.

Я об этом уже думал. Восемьсот империалов — деньги немалые. Примерно половина суммы, которую я получаю за то, чтобы кого — то прикончить[2], а это удовольствие не из дешевых. Собственно, суммарный мой доход по всем рядовым операциям обычно не превышает тысячи в неделю, а ведь есть еще и расходы, знаете ли. Уж не знаю, кто вы, в смысле, чем занимаетесь, но допустим, у вас вполне честное дело, скажем, вы странствующий ремесленник, седельник, и зарабатываете вы где — то десять империалов в неделю. Вот и подумайте, каково это — заработать в неделю всего два, и вот вы возвращаетесь после четырех напряженных рабочих дней[3], весь пропахший кожем и маслом, и в кармане всего — навсего два империала компенсации за тяжкие труды. Вот примерно так я и относился к потере этих восьми сотен империалов, и не собирался просто так списывать расходы.

Но как я говорил и повторю вновь — нельзя ввязывать в дела семьи должников, потому что они очень даже могут обратиться за помощью к Империи, а у Империи в этих вопросах совершенно нет чувства юмора. Так что я поднялся и сказал:

— Не волнуйтесь. Просто мне показалось, что вам следует узнать об этом до того, как будут решены вопросы с наследством, в противном случае я ни за что не позволил бы себе беспокоить вас в такое время.

Одарил его кивком и развернулся к выходу.

И когда уже коснулся двери, он выдал:

— Вы убили его?

Я развернулся так быстро, словно услышал шорох меча, покидающего ножны.

— Что?

Он остался где был, но определенно всеми силами удерживал себя, чтобы не отшатнуться.