Цап-царап, моя радость

– Рад приветствовать тебя в моих, так сказать, пенатах, – сказал он и приложился к ручке гостьи.

Его офис был невелик и обставлен по-деловому. Письменный стол, вращающееся кожаное кресло с высокой спинкой, поставленное на фоне огромного окна, с одной стороны, два кресла на четырех ножках напротив. Стеллаж, уставленный кассетами, дисками, книгами, и не счесть всякой техники: компьютер, ноутбук – оба включенные, – принтер, сканер, большой телевизор, кофеварка, три телефона – сотовые и стационарный, – стереосистема.

Только двухместный уютный диванчик, поставленный в нишу, образованную полками, несколько диссонировал по стилю с прочей обстановкой комнаты. И повсюду фотографии, фотографии, фотографии – в рамках и без, с надписями и без оных. А на них сияющий Таран-Бороновский в окружении знаменитостей самого разного толка – от политических деятелей до полуодетых звездочек эстрады.

Эмиль Григорьевич помог Лине раздеться и подвел к письменному столу.

– Располагайся, – указал он на кресла.

Девушка расслабилась, а то легкомысленный диванчик заставил ее напрячься и заподозрить хозяина офиса невесть в чем. Нет, им действительно предстоял деловой разговор.

Сценарист, галантно извинившись, что вынужден сесть напротив нее, а не рядом, занял вращающееся кресло. На фоне окна он смотрелся довольно внушительно. Однако, когда Эмиль Григорьевич нашарил среди бумаг на столе трубку, набил ее, раскурил и повернулся к девушке в профиль, чуть откинув голову назад, она едва не прыснула.

Если в этой позе и с трубкой Василий Ливанов, играющий Шерлока Холмса в известном сериале о знаменитом английском сыщике, смотрелся на редкость эффектно, то Таран-Бороновский выглядел представительно лишь в собственных глазах. «Ему эта трубка идет как корове седло», – невольно подумала Лина и мгновенно устыдилась своих непочтительных мыслей.

Эмиль Григорьевич счел ее смущение результатом произведенного неизгладимого впечатления. Пыхнув пару раз трубкой, он дотянулся до лежащей на столе руки девушки и похлопал по ней:

– Ну-ну, не стесняйся, чувствуй себя как дома.

Лина кивнула, не поднимая глаз. Однако нельзя сказать, что ей сразу удалось расслабиться и избавиться от снедающих душу обиды и разочарования. На душе скребли кошки, общество энергичного, напористого Эмиля Григорьевича будоражило. Но постепенно он заразил ее своим энтузиазмом и отвлек от печальных мыслей.

Он как бы раскручивал высказанные ею накануне соображения о сюжете будущей книги. Доводил отдельные эпизоды до логического завершения. Точнее, исподволь заставлял это делать саму Лину, изображая искреннюю заинтересованность, задавая наводящие вопросы, продолжая начатые ею фразы, схватывая на лету еще не до конца оформившиеся идеи. И делая какие-то пометки на разбросанных по столу листах бумаги.

Ей уже казалось, что, не будь Эмиля Григорьевича, она ни за что не додумалась бы до всего сама. Если же слишком неправдоподобные сюжетные повороты или сверхскоростное развитие событий смущали ее и Лина набиралась смелости сказать об этом, ее собеседник иронично усмехался и с чувством превосходства ссылался на неведомые ей законы жанра.

– Главное, чтобы зрителям нравилось. Остальное – ерунда, – заметил он по ходу беседы.

Его «ага-ага», произносимые с нажимом и придыханием, действовали на девушку как удары хлыста на цирковую лошадь, мчащуюся по арене. Подстегивали, заставляли напрягать воображение, порождали желание показать себя во всей красе.

В самом начале их разговора сценарист включил кофеварку и беспрестанно подливал себе и Лине кофе в большие керамические кружки. Вместо любимых семечек, что снимали часть напряжения и настраивали девушку на творческий лад, здесь в плетеной корзинке лежали крохотные сушки с маком, которые Эмиль Григорьевич разламывал пальцами на кусочки и аппетитно хрумкал ими…

– Мне бы вашу фантазию и ваш опыт, – наконец благоговейным шепотом произнесла Лина, искренне потрясенная сценаристом. За окном к этому времени стемнело, и на территории жилого комплекса зажглись фонари.

Эмиль Григорьевич, казалось, ее не слышал, погруженный в размышления. На его лице застыла торжествующая улыбка победителя: он, Таран-Бороновский, опять будет на коне… Нет, не опять, а как всегда!

– Что ты сказала, Линочка? – спросил он, отвлекаясь от своих дум.

– Что вы просто гений!

– Есть немножко, – нарочито скромно, как бы обращая ответ в шутку, произнес сценарист и на полном серьезе подумал, что эту мысль следует культивировать в симпатичной головке Лины Кузнецовой из города Орла.

Теперь предстояло перейти к еще одному вопросу их творческого сотрудничества. Каждый труд, как известно, должен быть оплачен. И Эмиль Григорьевич по мере своих сил старался следовать этому положению.

– Итак, Линочка, из того, что мы тут с тобой насочиняли, вполне может выйти недурственный сценарий…

Он умолк, ожидая реакции девушки. От ее ответа зависело, в каком ключе следует повести разговор на столь щекотливую тему.