Царь.2 (СИ)

- А что такого, репутация Иоганна Альбрехта всем известна. Того и гляди пан Карнковский скоро станет дедушкой.

- Что?

- Что слышал, единственно, о чем я тебя прошу, не будь дураком и не признавай своим этого байстрюка, кто бы ни родился.

- Но ведь этот, как его, Корбут, говорил...

- Я тебя умоляю! Нашел кого слушать, да этот недотепа не понял бы что случилось, если бы стоял со свечой рядом с альковом. Кстати, ты и впрямь собираешься его награждать?

- Что?

- Мой друг, ты наверняка станешь величайшим из польских королей! Не прошло и часа, как ты забыл о своем обещании. Браво! Впрочем, ты все правильно делаешь, пусть этого героя награждает отец спасенной. К тому же, если мое предположение подтвердится, ее вполне можно выдать за него и тем самым закрыть вопрос.

- Зачем ты так говоришь? - Тихо спросил Владислав, - я... я все таки люблю ее.

- Бог мой, да кто же тебе мешает делать это и дальше? Развесистые рога подойдут к глупому выражению лица этого нищего шляхтича как нельзя лучше. Впрочем, Агнешка единственная дочь пана Теодора, так что бедняками они уж точно не будут. Он ведь довольно удачно сменял ее невинность на несколько староств, не так ли?

Едва первые робкие солнечные лучи тронули верхушки деревьев, а на густой траве заблестели подобно жемчужинам капельки росы, в обоих военных лагерях началась побудка. Первыми забегали слуги богатых господ, с тем, чтобы успеть приготовить им завтрак, затем зашевелись артельщики у воинов попроще. В чистое голубое небо устремились дымки многочисленных костров, а над землей поплыл, дразнящий ноздри ратникам, запах съестного. Где высоко в небе запел жаворонок, но суетящимся внизу людям не было никакого дела до красоты его пения.

Будучи не в силах оставаться долее в шатре, я вышел наружу и вдохнул утренний воздух полной грудью. Увы, свежеть его была уже перебита дымком ближайшего очага и запахом каши с салом.

- Не желаешь ли квасу холодненького, государь? - Спросил, угодливо улыбаясь, подбежавший податень.

- Ну, давай, - без особой охоты в голосе ответил я.

Квас и вправду оказался холодным и ядреным, с горячим кофеем или чаем, вкус которого я начал забывать, конечно, не сравнится, но, в общем и целом, пойдет.

- Завтракать, не угодно ли?

- Перед боем не ем, - отрезал я.

- Неужто думаешь, ляхи в атаку пойдут?

- А чего тут думать, не слышишь разве, как барабаны гремят?

Из далекого польского лагеря и впрямь доносился какой-то шум. Очевидно, они встали раньше нашего, или как я не стали набивать живот в опасении ран. Впрочем, при нынешнем уровне медицине, никакой разницы нет. Практически любое ранение в брюшную полость ведет к летальному исходу.

Вокруг потихоньку собирается толпа, спальники, жильцы, рынды с податнями. Подходят и мои ближники. Где-то совсем рядом, балагурит, рассказывая очередную байку, Анисим Пушкарев. Справа от меня уже возвышается медведеподобный Никита, а вот Корнилия что-то невидно. Хотя, нет, вот и он спешивается у коновязи.

- В лагере Владислава шум, - негромко шепчет мне бывший лисовчик, протиснувшись сквозь окруживших меня людей. - Сегодня они пойдут в атаку.

- Давно пора, - только что не зеваю я в ответ, - а то застоялись что-то.

- Государь, ты бы снарядился к бою-то, - неуверенно говорит кто-то из спальников.

- Успею еще, с железом натаскаться, - отмахиваюсь рукой, - вы лучше этого, как его, Первака позовите.

Парень выскакивает, как будто только моего зова и ждал. Выглядит он, кстати, не очень. Видать все еще казнит себя за побег Янека и Агнешки. В принципе, как ни крути, а вина за ним есть. Не уследил. То, что случившееся входит в наш план отношения к делу не имеет. Тут с этим строго, раз виноват, значит ответишь! Если конечно, царь не помилует. Царь, к слову, настроен помиловать, однако виду не подает.

- Вот он я, государь, - едва слышно говорит писарь.

- Перо, бумага с собой? - спрашиваю не оборачиваясь.

- Всегда, - оживляется он, сообразив, что позвали не на казнь.

- Вот и держись рядом, с тем и с другим. Ты ведь скоропись ведаешь?

- Ведаю.

- Ну вот и записывай для потомства.

- Что записывать-то?

- А все что увидишь. Что враги делали, чем наши ответили. Как я мудро командовал, как Анисим хреново исполнял. Все в подробностях!

- Чего это я и вдруг худо исполнял? - Поинтересовался подошедший поближе Пушкарев.

- Да кто тебя знает бестолкового, - пожал я плечами, - видать судьба такая.

- Ну, только если судьба...

- Вот что, - повинуясь какому-то наитию, вдруг сказал я, - возьми как чистый лист и пока есть время - пиши.

- Слушаюсь.