Царь Алексей Михайлович

Конечно, никто не производил никакого вскрытия, никакой врачебный синклит по поводу смерти Повелителя России врачебного заключения не давал. Не было того принято в русской традиции; подобные приемы оповещения появились в обиходе значительно позже. Не известно, как причащали и исповедовали перед кончиной Царя Алексея Михайловича. Но что можно утверждать наверняка, так это то, что он, как истинно верующий человек, не боялся смерти. Его душа стремилась к Богу, Которому он служил, Которого беззаветно почитал всю свою жизнь. И на эту встречу он шел с чистой совестью, незамутненной неправедными делами.

Погребение Алексея Михайловича состоялось в Архангельском соборе Московского Кремля, где его бренные останки пребывают по сию пору рядом со всеми правителями Москвы, начиная с Ивана Даниловича Калиты (†1340).

Глава 9. Неисповедимы пути русского бытия

Царь Алексей Михайлович почил в период расцвета Московского Царства. Казалось, что мощная и цветущая твердыня будет стоять века, только укрепляя и расширяя свою силу. Однако этого не случилось. Прошло всего двадцать лет после смерти «Тишайшего Царя», и Русь-Россия вступила в период потрясений, который с полным правом можно назвать «Русской Реформацией».

За последующие четверть века все в стране было переиначено, изменено и преобразовано, да так существенно, что время Алексея Михайловича начало представляться какой-то далекой и небывшей сказкой, а вся жизнь в Московском Царстве уже людям XVIII века стала казаться каким-то сонным, скучным и темным прозябанием.

Наступала эпоха европейского «политеса» и «картуаза», эпоха «Петербургской Империи». И эта вселенская пертурбация, это немыслимое самоотречение связано с именем и делами младшего сына Алексея Михайловича, его любимого «Петруши». В историческом контексте самое печальное, что ощутимый удар духовной силе Московского Царства нанес не внешний враг, а Русский Царь. В этом отношении Петр I — национально-духовная катастрофа в истории России.

Почему так случилось, почему сын стал ненавистником и отвергателем дела отца и деда, да и усилий всех прочих царей, созидавших и охранявших Московское Царство? Это великая социопсихологическая загадка, неразгаданная доныне, хотя количество сочинений о Первом Императоре не поддается учету…

Сокрушив правление сводной сестры и расправившись со стрельцами в августе — сентябре 1689 года, клан Нарышкиных делает Петра, по существу, повелителем России. К тому времени ему едва минуло семнадцать лет. После смерти в 1696 году старшего сводного брата, Петр Алексеевич сделался единоличным неограниченным правителем.

Разрыв с русским прошлым начался для Царя Петра Алексеевича летом 1698 года, когда он вернулся из длительной поездки за границу и подавил восстание стрельцов. Именно тогда Петр явил свой дикий лик, не только расправляясь с личными врагами, но со всеми, кто смел ему перечить. И впервые в Русской Истории Самодержец лично рубил головы «преступникам» (стрельцам), получая от этого кровавого занятия явное удовлетворение…

В положительной оценке Петра сходились совершенно разные люди: от Екатерины II и Вольтера, до Карла Маркса и русских революционеров [427]. Все они приветствовали главное дело повелителя Руси — разрушение Московского Царства, Третьего Рима, на место которого теперь выдвигался цивилизационный фетиш, а по сути — Рим Первый, языческий. Православный Святорусский идеал подменялся и заменялся секулярной идеей Великой России. Понятия «смысл жизни» и «цель жизни» наполнялись светским, внецерковным смыслом; содержательная обусловленность установочных понятий начала терять сакральную ориентированность и надмирную устремленность.

В сознании власть имущих место «Святой Руси» занимают категории иного порядка: «польза Отечества», «величие империи», «слава России». Наверное, красочней всего эта идейная переориентация запечатлелась в великолепной фразе Петра I в день Полтавского сражения, которая позже была увековечена на памятнике-кресте: «…а о Петре ведайте, что жизнь ему недорога, лишь бы жила Россия, благочестие, слава и благосостояние ее» [428].

Понятие «благочестие» в указанном наставлении можно воспринимать по-разному, в том числе и в смысле, весьма далеком от подлинного понимания благочестия именно как Богопочитания. Фактически же при Петре I благочестие перестает выступать в качестве высшего и универсального небесного управленческого предначертания, теряет значение непререкаемого поведенческого эталона, отодвигаясь в область частного, индивидуального дела.