Царь Алексей Михайлович

В 1657 году из ссылки был возвращен один из самых стойких ненавистников Патриарха Иоанн Неронов, который вместе с единомышленниками соборно был проклят в мае 1656 года. Неронов, которого Патриарх ненавидел как лютого личного врага, принял постриг с именем Григория. И этого — главного противника Никона — милостиво принял Алексей Михайлович. Во время бесед Неронов не скупился на беспощадную критику Никона, называя Патриарха «врагом Христа», и этим словесам Царь внимал с видимой для всех благосклонностью.

Для Никона подобное стало первым звуком «погребального звона» его карьеры. Имеются свидетельства, что Никон даже уединенно рыдал, когда узнал о речах «старца Григория» (Неронова). Однако слезы быстро высохли, и Никон остался самим собой: гордым, неприступным, немилосердным. Великой христианской добродетелью — смирением — Никон овладеет только на закате жизни…

Не известно, намеревался ли Царь отрешить Никона от патриаршего сана до лета 1658 года; свидетельств подобных планов не сохранилось. Однако к этому времени уже многим становилось ясно, что Самодержец «не жалует вниманием» Святейшего. Напряжение нарастало, и события начали стремительно развиваться в середине лета 1658 года.

6 июля в Москве встречали грузинского Царевича Теймураза (1589–1663). Во время подготовки церемонии поссорились уполномоченный Царя окольничий Яков Хитрово и доверенное лицо Патриарха князь Дмитрий Мещерский. Во время горячих пререканий Хитрово ударил палкой по лбу Мещерского. Последний тотчас помчался к своему патрону с сообщением об оскорблении. Никон немедленно обратился к Царю, требуя наказания для обидчика. Самодержец же не «дал удовлетворения»; он вообще просто не прореагировал, но не потому, что хотел досадить Патриарху, а потому что считал указанный эпизод незначительным и не требующим безотлагательного вмешательства верховной власти.

Никон же воспринял это как личное оскорбление и прореагировал так, как того никто не ожидал и чего никогда еще не было в истории Русской Церкви. 10 июля 1658 года он демонстративно оставил Первосвятительское служение и прилюдно удалился в свой Воскресенский (Ново-иерусалимский) монастырь. Как бы сбылось предсказание ненавистника Патриарха Иоанна Неронова, прозвучавшее в Вологде в 1654 году: «Да будет время, и сам из Москвы побежит никем не гоним, токмо Божиим изволением; да и ныне всем вам говорю, что он нас посылает вдаль, а вскоре и ему самому бегать»[260].

Трудно удержаться от предположения, что Никон надеялся на восстановление «симфонии» государственной и церковной власти на условиях Патриарха. Он хотел добиться торжества своей власти над властью царской, через покаянное примирение Алексея Михайловича. Как заключал историк С. Ф. Платонов, «удаляясь из Москвы, он рассчитывал, что его будут умолять о возвращении на Патриарший престол, но этого не случилось»[261]. Горделивый Никон горько ошибся. Самодержец не «пошел в Каноссу»[262], хотя намерение уладить миром состоявшееся разъединение у него явно наличествовало.

Однако Никон оставался максималистом; он хотел всенародного триумфа, как один раз уже случился накануне интронизации. На самом деле все закончилось крушением надежд, оказавшихся безосновательными иллюзиями. Никто не сожалел о судьбе Никона, и никто не хотел его нового утверждения у власти. По признанию симпатизирующего к шестому Патриарху автора, «все страшились его, трепетали пред ним и, без сомнения, были бы рады как-нибудь освободиться из-под его тяжелого ига»[263]. Никоновское «самодержавие» закончилось.

Царь слишком долго тянул с вопросом отречения Никона от сана: целых восемь лет, придав этому делу вселенский характер. Как написал историк Церкви, это было «большой ошибкой». Царь «слишком наивно и по-русски был канонически совестливым»[264]. Последнее можно скорее поставить Алексею Михайловичу в заслугу, чем в укор.

Еще в XV веке в Русской Церкви была введена ромейская церемония вручения митрополичьего посоха в Успенском соборе Великим князем, позже Царем. Это была царская инвеститура, без которой действенность первосвятительского сана являлась недействительной. Однако Царь Алексей Михайлович не пошел «коротким путем» — механическим отнятием инвеституры у Никона. «Канонически совестливый» Самодержец воспользовался другим, куда более сложным и долговременным методом, который являлся канонически безукоризненным.

12 декабря 1666 года Церковный Собор с участием Восточных патриархов лишил Никона не только патриаршего сана, но и епископского. Он был сослан в Ферапонтов-Белозерский монастырь, а затем переведен под строгий надзор в Кирилло-Белозерский монастырь, где ему пришлось испытать много страданий, которым раньше он подвергал своих противников, да и просто несогласных.

В 1681 году, уже при Царе Федоре Алексеевиче, уже тяжело больному, было разрешено вернуться в Воскресенский Ново-иерусалимский монастырь, на пути к которому он скончался 17 августа в Николо-Тропинском приходе напротив Ярославля.