Царь без царства

По сторонам моста и впрямь торчали стальные пики. Высоченные, в три человеческих роста, они зловеще темнели на фоне догорающего заката. Хвала богам, пустые. Впрочем, на них никто не обращал внимания: по бокам теснились лавки и лавчонки. Как и рассказывал Декхул, здесь были и полотняные навесы, и каменные павильоны со входами, занавешенными тончайшим газом, чтобы простой люд не глазел на богачей-покупателей. Джен задержался у прилавка с женскими вещицами. Атлас, шелк и парча переливались в свете медных ламп. Ему хотелось подарить Налиске полупрозрачную накидку в тон глаз. Или мягкие сандалии из крашеного тростника.

«Она достойная госпожа», – напомнил себе юноша и двинулся дальше.

Но далеко от прилавка не ушел.

Сперва закружилась голова, и Джен остановился, зажмурился, однако дурнота не унималась, только стала сильнее. В ноздри ударил резкий запах дешевого пойла. Колени его тряслись от слабости, и мост под ногами вдруг качнулся.

– Эй, парень!.. – краем уха услышал он, но ответ застрял в горле. Запах сгустился до тошнотворной вони, и юношу вырвало. Далеко, словно за дюжиной подушек, возмущалась женщина: – Пьянь! Свинья! Что ты наделал?

Мост продолжал крениться, и Джен дрожащими руками вцепился в трещины меж плитами, не обращая внимания на грязь и блевотину.

– Но-но, парень! А ну вставай! – Мужской голос долетал издалека, едва слышно, а потом уже спокойнее: – Ну напился, с кем не бывает. Сейчас мы его…

Юношу бесцеремонно встряхнули. Дурнота стала отступать, когда в лицо прянула тряпица, смердящая резкой и затхлой вонью.

– Сейчас мы его… снесем с моста, ему бы отоспаться, – успокаивающе говорил мужчина, закинув руку Джена себе на шею. Голос то уплывал, то вновь звучал над ухом, с каждым разом все тише. – Отоспаться, да. С кем не бывает. По малолетству-то… Просто отоспаться.

12

Столица, обитель чародеев, 10-е месяца Эпит

В небе над Каменным базаром кружила одинокая чайка. Но, как ни старался Самер смотреть вдаль, взгляд нет-нет да и соскальзывал к рядам лавок, что ступенями спускались к центру грандиозного амфитеатра. Головы, головы, плечи, спины… все пять ярусов затопило живое море. Несколько дюжин Черных Братьев и добрые полтысячи простых стражников растянулись цепью, сдерживая взволнованную толпу.

– Хоран, ученица Рехе́мы из линии Оме́йи!

Судья говорил громко, хорошо поставленным голосом, слова приговора отчетливо разносились над ложей достойных, а вот что слышали простые горожане, оставалось загадкой. А нужно ли им слышать, спросил себя маг. Самое главное они увидят.

Чайка пронзительно крикнула и скрылась над краем амфитеатра.

Когда ей предложили сказать последнее слово, Хоран расплакалась. Жалкое зрелище – рыдающая старуха. К тому же чародейку одели в богато расшитую белую ковву, вряд ли кто испытал к ней сочувствие. Скорей наоборот: толпа взревела, с нижнего яруса посыпались гнилые фрукты. Лишь один почерневший гранат долетел до помоста, да и тот угодил не в чародейку, а в солдата.

Она кричала. Скорбная, медлительная старушка Хоран, когда-то и она много смеялась и бродила вдоль набережных, а огни фонарей отражались в воде, как цветные бусы. Когда ее привязали к столбу, Хоран молила Верховного: громко, истошно… маг стоял среди сановников, он должен был видеть все, но ничего не мог поделать. Когда у ног старухи заплясали первые язычки пламени, мольбы сменились проклятиями, а потом протяжным воплем. Ее крик и сейчас стоял в ушах, а ночью преследовал Самера в кошмарах.

– Ты впустую себя терзаешь, Первый.

Маг тряхнул головой, прогоняя воспоминание.

Лайла! Верховный думал, что после совещания высшие чародеи разошлись, но нет, выходит, госпожа волн осталась, проковыляла за ним в спальню. Забавно, она никогда не называла его мудрым. «Как будто есть за что!»

– К чему ты клонишь? Мне что, гордиться этой казнью?

– Не пори чушь! – Голос Лайлы напоминал карканье. Она без смущения уселась на смятую постель Верховного. – Можно подумать, это ты ее казнил.

– Но я отдал ее двору. И, если меня не подводит память, ты была против.

– Память тебя подводит, Первый, – холодно ответила чародейка. – По всем законам Царства и Круга Хоран совершила преступление. Ее бы все равно судили. А спорили мы, торговаться нам, побороться или сделать красивый жест.

– Это был не суд, а расправа. Я сам отдал старушку убийцам, – жестко возразил Самер.

– Не будь глупцом! Убийцы наложили бы на нее лапу, не сейчас, так через месяц. Расправа, я согласна… и я бы хорошенько все запомнила! Но не для того, чтобы есть себя поедом: они этого и добивались, унизить нас и раздавить… Думай о мести, а не о своих чувствах. Ты Верховный, Самер!

– Совет считает иначе, – огрызнулся чародей.

– Ты не хуже меня знаешь: Совет созвали горячие головы. Молодняк. Мы все донесли до Залов, что склока только на руку двору.

Лайла поднялась с удивительной для ее возраста решительностью.

– Если ты надеешься спихнуть ношу, то не выйдет! – в раздражении сказала она. – Придется попотеть.