Читаем Царь Борис, прозваньем Годунов полностью

Младенец этот еще более укрепил престол царский, казалось, во всем мире не сыщется силы, которая могла бы его не то что опрокинуть, но хотя бы немного поколебать. Все ликовали, радовался и я, скорбя в то же время — царевич Федор затмил в памяти народной другого царевича, моего дорогого Димитрия. Год лишь минул с его исчезновения, а никто о нем уже не вспоминал.

* * *

До истинного царствования Борису было еще далеко, но и соправителем его язык не поворачивался называть — был он правителем полновластным, оттеснив с поста этого Бориса Годунова. Тот же паче чаяния не удалился от дел, а задвинулся в тень, бывая в Думе боярской, сидел на месте четвертом и без спросу слова не молвил, но Бориса без опеки и совета не оставлял, всегда незримо присутствуя за спиной его.

Но все же новая рука чувствовалась. Борис, засучив рукава, взялся за дела, вот только не за те, за внешние в ущерб внутренним. Был он еще молод и неопытен, не понимал вещи простой, что для государя важнее всего дела внутренние, будет держава сильной, иноземцы сами на поклон прибегут. Но труды по обустройству державы тягостны, однообразны, несмотря на многообразие, и нескончаемы, тянуть сей воз неподъемный в поту, в грязи, а когда и в чем похуже, невмоготу человеку молодому, ему больше по душе гарцевать на жеребце горячем в одеждах сверкающих на глазах у толпы восхищенной. Опять же иные правители юные с пренебрежением относятся к славословиям своего народа, особенно людей простых, любая же похвала из-за границы для них как бальзам на душу. Я бы при этом держал ухо востро и сразу бы принимался оглядываться вокруг, что я не так сделал. Правильно говорят: что русскому здорово, то немцу смерть. Но ведь верно и обратное: что немцу хорошо, то русскому на погибель. Похвалил тебя европеец за дело некое, так ты возьми и сразу, не мудрствуя, дело то переиначь, сам увидишь потом, как ладно выйдет.

Но Борису нравилась вся эта мишура: переписка с властителями европейскими, подарки взаимные, торжественные приемы послов. А короли и рады стараться, особенно изощрялась подруга моя давняя, Елизавета Английская. Всегда склонная к титулам пышным, но неясным, она в одном из посланий назвала «своего возлюбленного кузена» Бориса лордом-протектором. Это по-иностранному, язык у них темный и многозначный, понимай, как хочешь, я так вывел, что лорд-протектор — это Бог-защитник. Сразу видно, что ничего Елизавета не понимает в жизни державы Русской, если и можно было кого-нибудь у нас назвать этим самым лордом-протектором, то только царя Федора, ибо он Господу всех ближе и в ответ на его моления Господь землю нашу защищает.

Не просто так, конечно, славословили властители европейские, после обращений велеречивых непременно просьбишку какую-нибудь слезную вворачивали. Елизавета все больше о послаблениях для купцов английских печалилась, а император германский так прямо денег клянчил, пошлите-де казны своей, которой имеете от Господа Бога очень много. Вот опять — ничего не понимают! От Господа — благоденствие в державе, а казна царская — она от людей, ее руки человеческие собирают, я уж вам сказывал, чьи это были руки.

Воздам все же должное Борису, он в отношениях с Европой не только тщеславие свое суетное тешил, но и твердо линию свою проводил, которую объявил громогласно: «Не таской, а лаской!» Было в линии этой много идеализма юношеского, но она была, что уже хорошо, и не во вред державе шла, что еще лучше. Урон казне царской, конечно, был, от тех же послаблений купцам английским или от подачек щедрых императору германскому которому как-то раз отправили одним обозом 40 360 соболей, 20 760 куниц, 337 325 белок, 3000 бобров и 120 лисиц черных. С другой же стороны, выходило казне сбережение от сокращения расходов военных. Вот, скажем, заключил Борис мир вечный с воровской Швецией на условиях самых мягких: между подданными обеих держав торговля вольная, путь чист через шведские владения московским купцам в другие государства и послам других государств в Москву, шведы обязались пропускать без задержки тех купцов, которые из земель иностранных пойдут к царю с товарами для его казны, обязались также пропускать докторов, лекарей и других служивых людей и мастеров, пленные освобождались с обеих сторон без выкупа и обмена, кроме тех, которые по своей воле останутся, это, естественно, относилось к шведам, которые у нас хотели остаться, православному-то человеку что искать в земле заморской? На подходе находился такой же договор и с Польшей.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже