– Саул может лишить милости зятя более известного, чем Давид, – сказал он. – Но он не сможет прогнать любовника своего любимого сына, и, кроме того, весь народ влюблен в Давида.
Самуил был из тех людей, которые забивают гвоздь тремя ударами молотка и не разом больше.
Кортеж прошел. Праздник заполонил улицы Иерусалима. Жебюзиты, а может быть, иудеи достали, неизвестно откуда, музыкальные инструменты: флейты, цимбалы, систры, треугольники, и устроили, может, концерт, может, какофонию, напевая и напиваясь. Самуил и старейшины спустились с террасы освежиться. Торговец золотом приготовил угощение на любой вкус: жареные голуби, нутовый крем, ореховое печенье – все это орошалось галилейским вином. Иерусалим радовался, принимая у себя столь почетных гостей.
В третьем часу Самуил решил вернуться в Раму. Он достаточно насмотрелся, а словоохотливость старцев на празднике досаждала ему. Он поручил Абрахама заботам остальных. Переполненный впечатлениями, он спал крепко в эту ночь, ведь даже двухчасовая поездка на спине мула под солнцем была нелегкой для его старого тела.
Глава 12
НЕ ПРОСТО ЖЕНЩИНА
Возвращение в Гиву на следующий день шло по плану. Офицеры были погружены в свои мысли. За исключением Ионафана, сыновья Саула – Мелхисуа, Аминадав и Иевосфей – были поглощены разговорами с доверенными людьми.
Саул ехал на коне во главе группы, куда входили Авенир и несколько других офицеров. Иногда Мелхисуа, Аминадав и Иевосфей ускоряли шаг своих мулов, чтобы догнать их, а потом вновь присоединиться к своей группе. Невозмутимый, иногда даже улыбающийся Саул был непроницаем. Солдат, шедший пешком, услышал, как он сказал Иевосфею непонятно о чем: «Весенние цветы. Рожденные ливнем, увядшие с первыми лучами солнца». Позднее тот же солдат услышал, как Авенир сказал: «Самуил был в Иерусалиме».
Позади шла другая группа, возглавляемая Давидом и Ионафаном, которых сопровождали несколько солдат и два-три лейтенанта, потерявшие голову от восхищения Давидом. На муле, в джитовой суме голова Голиафа. Давид казался задумчивым. Ионафан заметил это и спросил Давида о причине его молчаливости. Молодой человек в ответ лишь улыбнулся ему. Однако Ионафан был упорен и настоял на своем.
– Мне воздали слишком много почестей, – проговорил Давид.
– Это мне доставило удовольствие, – ответил Ионафан.
Но нужно было быть очень влюбленным или очень рассеянным, чтобы не заметить, что царский дом насчитывал отныне больше на одного члена, который к тому же не желал становиться тенью царя. А Давид был не настолько влюблен и совсем не рассеян.
Уехав на заре, они добрались до Гивы после полудня. Прием был такой же восторженный, как и в Иерусалиме. Девушки шли, напевая: «Давид – ужас филистимлян! Давид – меч Господа!» Они повесили цветочные венки на мула героя на тропе, ведущей к городу. Саул даже не повернулся. И еще выходили люди, несущие цветочные гирлянды, и все они проходили мимо царя, чтобы приветствовать своего героя Давида и поздравить его с победой. Наконец по приказу Авенира один из офицеров прыгнул на землю, чтобы попросить вожаков не забыть о царе в их похвалах. Весь остаток пути пели: «Да здравствует царь Саул! Да здравствует Давид, любимец Господа!»
Но когда кортеж подъехал к городским воротам, дудки затихли, а потом вновь загрохотали цимбалы, и приказ офицера был забыт. Самые активные подняли Давида и мула и с триумфом понесли его на возвышение перед дворцом, чтобы каждый мог его видеть.
Однако Саул насмотрелся уже достаточно. Соблюдая приличия, поднимаясь за Давидом, он вошел во дворец в сопровождении своих трех сыновей, Авенира и офицеров. Один Ионафан остался рядом с Давидом, выставляя напоказ еще раз ужасно уродливую голову Голиафа и его меч. Из окон дворца неслись приветственные возгласы. Ахиноам, супруга Саула, велела рабам наполнить бассейн горячей водой, как того хотели царь и его дети. Этот зал был скромнее того, где совершались омовения, – сводчатая комната, как бы спрятанная в глубине дворца. Каменный бассейн глубиной в полтора локтя достаточно долго сохранял температуру воды, чтобы оставалось время помыться; остаток воды выливался через сток вниз в долину.
– Если хотите принять ванну со мной, – сказал Саул Авениру и офицерам, – милости просим. Будет возможность поговорить.