Царь Давид

Пришел Саул. Гибкая походка, после горячей ванны и растирания, умащенные и надушенные нардом волосы, новая кожаная юбка, которую поддерживал пояс с золотой пряжкой. Он расцвел от славы, приветственные возгласы устремились к нему. Улыбка пряталась в его короткой бороде и смягчала его сумрачный взгляд. Все вставали, чтобы обнять его, поцеловать ему руки, предложить ему печенье, вино, сласти. Дети цеплялись за его золотые браслеты, что заставляло его смеяться; он поднимал наглеца на руки, кружил его к удовольствию мальчишки или девчонки. Но он пришел к своим солдатам; он склонялся к ним, не делая различия в чинах, приседал, если нужно было поговорить с тем или иным тяжело раненным, клал руку на плечо с сочувственным или задумчивым взглядом.

Некоторые пылко беседовали с ним. Хватая его за края одежды, они в деталях рассказывали ему о своих подвигах, сопровождая резкими жестами и криками. Приблизив лицо, торопясь, брызгая слюной, они проявляли к нему особое доверие. Издалека казалось, что они бранятся, а благословения, которые они призывали на Саула, были горячи, как проклятья. Иногда они заговаривались, убеждая, что одна из их стрел пронзила троих людей, а также что копье вонзилось в землю, пронзив всадника и лошадь. Но Саул сохранял улыбку, кивал головой, расточая ободряющие слова. Он узнал в их глазах блеск, что дает вино из белены, этот пристальный взгляд и эти зрачки – узкие, словно горчичное зерно. Да, чтобы переносить усталость, жажду, голод, которые без конца сопровождали их в бою, им нужно было воодушевиться вином из белены[1].

Несколько листьев оказывали на них обезболивающее действие. Постоянно напряженные мускулы, пронизывающий, порой безумный взгляд, в бреду кровавой ярости они выпивали глоток этого вина, которое им готовили знахари, чтобы утопить в нем горечь. Эти наркотики были нужны, чтобы резать тела, вонзать копья в грудь, отрубать руки и ноги, добивать хрипящих раненых, чтобы переносить собственные раны и сломанные кости… И чтобы потом вновь стать человеком и легко выдержать взгляд Бога и женщины, не говоря уже о взорах мужчин.

Филистимляне употребляли его только до сражений, что не позволяло им полностью использовать его преимущества. Саул тоже пил это вино, чтобы сопротивляться бессонным ночам после дней боевых кровопролитий. Теперь он знал, что напряжение в бою и действие этих наркотиков способствовало расслаблению: мужчины становились сентиментальнее, а после вина даже слезливыми. Теперь они мучались от стойкой эрекции. А через девять месяцев все способные женщины родят. Новорожденных назовут детьми улицы и белены.

Его сыновья неотступно следовали за ним во главе с Ионафаном. Ионафан был горд, словно бросал вызов Вселенной. Но сильнее этой величественной выправки был его веселый нрав: смех разливался по его лицу, словно сок граната, который взрывается на солнце. И в этот вечер, коронованный золотом храбрости и триумфа, Саул не сводил с него веселого, одобряющего взгляда. Женщины и девушки пожирали его глазами. Он смаковал восхваления, насмешки, веселый взгляд, озорной язык, отталкивая льстеца твердой рукой, осознавая одновременно и границы дозволенного. Потом царь и царевичи покинули праздник, чтобы вернуться к себе домой. Они достаточно уделили времени братьям по оружию, а теперь устремились к своим супругам, наложницам, детям, близким. Солдаты торопились рассказать случаи, которые должны были быть услышаны. Этой ночью в городе было рассказано около двух тысяч случаев о городе, когда-то проклятом и печально известном, который Саул и Ионафан взяли у филистимлян[2].

Когда рассказы о победе над амаликитянами закончились, слушатели, опьяневшие как от подвигов, так и от вина и пива, попросили рассказать о том, кто принес победу. Абимелек, офицер Ионафана, девятнадцатилетний храбрец, который носил повсюду повязку на голове, словно корону, и участвовал в двух сражениях, согласился. Огни горели там и сям в рощах, собирая вокруг себя людей: старых женщин и девственниц, стариков и кормилиц, мальчишек и наложниц. А также рабов, потому что иудеи-победители отныне имели рабов. Абимелеку подали печенье и наполнили рог.

– Из всех военных, кого я знал, среди друзей и врагов, – начал он, – Ионафан – самый великий. Когда мы прибыли сюда, сорок лун назад, в Гиву, филистимляне правили всем регионом. Саул, который был только что провозглашен нашим царем, собрал три тысячи человек. Из них одну отдал Ионафану. У нас не было металлического оружия. Только у Саула и Ионафана были меч и копье. Мы были вооружены пращами и палками, концы которых были обожжены на огне. Филистимляне были бесчисленны. Они имели колесницы, лошадей, железное оружие, мечи, копья. Ребенок лучше вооружен против шакала, чем мы против филистимлян.