Царь Давид

На страницах этой книги еще будет рассказано о той борьбе за власть, которая развернулась после гибели царя Саула между сыном последнего Иевосфеем и Давидом. Не исключено, что в ходе этой борьбы противники Давида могли бы развернуть то, что сегодня бы наверняка назвали бы мощной и продуманной «пиар-компанией». К примеру, они могли напомнить народу, что в «Пятикнижии» сказано «поставь над собой царя, которого изберет Господь, Бог твой, из среды братьев твоих поставь над собою царя, не можешь поставить над собой чужеземца» (Второз., 17:15), а вслед за этим шло и напоминание о том, что что Давид является правнуком моавитянки, а не еврейки, а значит, «чужеземцем».

– Да, – отвечали на это сторонники Давида, – его прабабка была моавитянкой, но она перешла в иудаизм и соблюдала наши законы с куда большим благочестием, чем иные еврейки. А потому Давид – еврей, он наш, плоть от плоти!

– Но разве не сказано «Не может войти моавитянин и аммонитянин в общество Господне; и десятому их поколению нельзя войти в общество Господне вовеки»? – вопрошали их оппоненты.

– Сказано «моавитянин и аммонитянин», но не «моавитянка и аммонитянка»! – следовал ответ. – Мы не имеем права принимать в свою среду мужчин из этих народов, так как именно мужчины не хотели пропустить через свою территорию ведомых Моисеем евреев. Но гиюр женщин-моавитянок и амонитянок разрешен, а браки с ними законны!

Тогда в ход пускался другой, куда более страшный слух – о том, что Давид вообще «мамзер», незаконнорожденный, прижитый его матерью от любовника, а такой человек, согласно еврейской традиции, не только не может быть царем, но и поражен во многих правах – в частности, не может сочетаться браком с еврейкой, наследовать отцу и т. д.

Ответом на эти слухи и был рассказ, как Иессей отдалился от жены, и как та договорилась с его наложницей, что та даст ей возможность провести ночь с мужем…

И все же самую любопытную, спорную и вместе с тем вполне логичную версию по поводу всех этих легенд о рождении царя Давида выдвигает израильский историк Яир Закович.

Анаизируя текст Библии, Закович приходит к выводу, что эти легенды представляют собой, по сути дела, реминесценции известных сюжетов «Пятикнижия». К примеру, история о том, как Ницевет обманом проникла на ложе мужа, очень напоминает и историю Рахили и Лии, обманувших Иакова, и историю Тамар, обманувшей Иуду. Одновременно Закович обращает внимание и на то, насколько пренебрежительно братья обращаются с Давидом, причем сохраняют этот стиль обращения, даже после того, как он помазан на царство – они никак не могут смириться с этой мыслью, принять ее.

Наконец, Закович акцентирует внимание читателя на том факте, что и отец, и братья упорно называют Давида либо «катан» (маленький, младший), либо «ноар» (отрок) – при том, что все вызывающие доверие хронологии утверждают, что Давиду во время помазания на царство было 25 или 28 лет – вполне солидный для того времени возраст.

«Но возраст тут и ни при чем, – поясняет Закович. – «Отроками» в Пятикнижии и других книгах Библии принято называть слуг, независимо от того, сколько им было лет: они обязаны прислуживать своему господину, как подросток обязан прислуживать отцу».

На основании этого Закович высказывает предположение, что у Иессея и в самом деле были две жены, или, скорее, одна жена и одна наложница, возможно, даже находившаяся в доме на положении рабыни. Первая родила ему семерых сыновей, оказавшихся обычными заурядными людьми. Наложница родила Иессею только одного сына, но этим сыном был Давид.

Эта гипотеза, считает Закович, помогает понять и то, почему братья с таким презрением относились к Давиду (а как еще они должны были относиться к сыну рабыни?!), и то, почему Давид долгое время был, по сути дела, слугой в доме своего отца (а кем еще должен быть сын служанки?!).

Задача придворных историографов Давида, по Заковичу, как раз и заключалась в том, чтобы скрыть это низкое происхождение царя и представить его таким же законным сыном Иессея, как и все остальные. Именно для этого и была на основе уже существующих «шаблонов» была придумана легенда о том, что матерью Давида была Ницевет, обманом заполучившая семя мужа.

Отсюда же, считает Закович, проистекает путаница с числом сыновей Иессея: Давид был восьмым сыном, как это и написано в «Книге Самуила», однако авторам куда более поздней «Книги Хроник» было важно включить его в число семи законных сыновей, да и само число «7», будучи базовым в иудаизме, им, дескать, нравилось больше «восьмерки»[8].

Этот мотив отверженности, того, что Давид чувствовал себя чужим в своей семье, не раз встречается и в его псалмах. Так, в 27-м псалме, заявляя о том, что он полностью полагается на Бога и потому не боится никаких своих врагов, Давид неожиданно роняет: «Ведь отец и мать оставили меня, а Господь приблизил к Себе» (Пс., 27:10), то есть Давид явно сравнивает себя с сиротой, которого оставили отец и мать и которого призрел и вырастил Бог. Именно так понимал эти слова р. Аха в своих комментариях на «Псалмы»: