Война с иевусеями и взятие Иерусалима было только началом целого ряда войн, призванных обеспечить так называемую территориальную непрерывность молодого еврейского государства.
Дело в том, что, как уже говорилось, перед вторжением в Ханаан, в своем завещании пророк Моисей твердо наказал евреям уничтожить все населящие эту страну языческие народы. Однако преемник Моисея Иисус Навин так и не смог выполнить эту задачу – то ли по причине того, что у израильтян не было достаточного опыта войны; то ли потому, что они не хотели действовать с предписанной Моисеем жестокостью; то ли потому, что, как считают историки, само завоевание Ханаана евреями является поздней выдумкой, а на самом деле евреи проникали в страну постепенно, если и вели войны за землю, то локальные, и в итоге прекрасно уживались с туземцами. Как бы то ни было, территория, на которой расположились двенадцать колен, даже через пару столетий после Исхода из Египта, напоминала «лоскутное одеяло» – то тут, то там посреди земель того или иного колена находилось небольшое царство того или иного хананского царька.
На эти царства и обрушился в первую очередь Давид, добившись их полного подчинения и безжалостно уничтожив те из них, которые попытались оказать сопротивление. Таким образом, именно Давид как бы завершил завоевание Ханаана, выполнив завещание Моисея, что еще больше усилило восхищение царем в народе[62].
Вслед за этим Давид решил обезопасить южные границы своего царства и на этот раз сам бросил вызов давним и самым сильным противникам евреев на Западном берегу Иордана – филистимлянам.
К сожалению, библейский летописец крайне скупо расказывает о ходе этой войны, ограничиваясь лишь замечанием, что «Давид поразил пилиштимян, и покорил их, и взял Давид Матэг-Амма (Гат) из рук пилиштимян» (См. 2, 8:1).
Таким образом, мы не знаем, как развивалась эта война, но ясно, что Давид не мог рассчитывать на полный разгром филистимлян и завоевание их земель – слишком уж сильным противником они были. Но Геф-Гат не случайно назван здесь Матэг-Амма, что можно перевести как «город-мать» (в том же смысле, в каком Киев называли «мать городов русских!»). Взяв Геф, Давид напрочь лишил филистимлян не только одного из важнейших их городов, но и возможности нанесения ими по его царству внезапного удара, в то время как сам он мог теперь в любой момент внезапно появиться у стен Аскалона, Газы и других фиитимских городов-государств. Таким образом, сама стратегическая ситуация в районе между Иорданом и морем стала после падения Гефа принципиально другой. В то же время, так как далее в Библии продолжает встречаться имя Анхуса как царя вассального Гата-Гефа, то становится понятным, что Давид не только сохранил ему жизнь в благодарность за некогда проявленное Анхусом милосердие и благородство, но и оставил его на троне. Просто теперь роли переменились, и бывший вассал стал господином, а Анхус превратился в подданного Давида.
Отголоски этой войны мы, видимо, встречаем и в заключительном перечислении подвигов, которые совершили гварцейцы Давида в «Книге Хроник», и в мидраше о том, как Давид был пленен фиистимским богатырем Есвием и спасен от смерти и плена верным Авессой; и в 9-м псалме, который, согласно традиции, Давид написал после того, как в одном из сражений с филистимлянами одолел в поединке их князя Лабена, а затем разрушил город, которым тот правил:
«Для руководителя хора. Песня Давида на смерть Лабена. Возблагодарю Господа от всего сердца, поведаю все Твои чудеса. Возрадуюсь Тебе и возвеселюсь, воспою твое имя Всевышний. Обратились враги мои вспять, отступились и сгинули от Твоего лица… Покончено с врагом этим – вечные развалины. Ты уничтожил города, затерялась память о них. А Господь пребудет вечно…» (Пс., 9:1-8).
Упрочив границу на юге, Давид обратил свой взор за Иордан – на Моав, родом из которого была его прабабка Руфь. И вновь 2-ая «Книга Самуила» сообщает об этой войне предельно кратко:
«И поразил моавитян, и смерил их веревкою, положив их на землю; и отмерил две длины вервки на убиение, а длину одной веревки – чтобы оставить в живых. И стали моавитяне у Давида рабами, приносящими дань» (См. 2, 8:2).
В этих словах Библии историки усматривают еще одно доказательство, якобы, имевшей место необычайной жестокости Давида. Действительно, его приказ произвести пересчет моавитян и затем унитожить две трети этого народа, не может не вызывать содрогания.